Задолго до Истмата
Шрифт:
Дорога здесь уже была порядком разбита многочисленными подводами, телегами, а то и просто волокушами, стаскивающими к крепости заготовленное сено. Иннокентий проводил взглядом четверку волов, тянущих здоровенную подводу со свежеспиленными бревнами, глубокомысленно почесал в затылке и сказал Ростиславу:
– Я пару лет назад работал на гаторе[ 3] . Гитару двенадцатиструнную дюже купить хотел, вот эту самую... Работка адова, но хорошо оплачивается... К чему это я? А! Так вот каждое из тех полешек ясеневых распиливалось двухэтажной рамой минут пятнадцать... Интересно,
3
Станок гаторного типа для продольной распиловки бревен; так называемая пилорама.
– Молча, – буркнул Ростислав, – капля камень долбит. Один сверху, другой, соответственно, снизу. И пошло: наше – ваше, наше – ваше, наше – ваше...
– Перекур! – подхватил Кеша. – Так бревно неделю пилить можно. Думаю, генерал какую-нибудь конструктивную идею им подкинул... не без того.
Началась слобода перед крепостью, исправно работающая на нее в мирное время и находившая приют за крепкими стенами во время военное. Дотошный Кеша насчитал аж тридцать дворов – приличная деревенька. Слева показалось еще одно селение, поменьше. Там, по рассказам Волкова, жили рыбари. Рыбацкий поселок был дальше от крепости, но и издалека были видны громадные сети, висящие на просушке между вбитыми в землю кольями. Со стороны поселка тянуло запахом водорослей и рыбы.
– Парадиз! – произнес на петровский манер Каманин. – Рыбаки есть, крестьяне имеются, солдат хватает. Осталось среднее сословие на ножки поднять... не пересолив с тяговым усилием. Иначе получим какую-нибудь Кампучию второй половины семидесятых...
При слове «Кампучия» проснулся дремавший князь Волконский и посмотрел в окно.
– Наконец-то! – обрадовался он. – Хуже каторги это путешествие через половину страны!
Ростислав рассмеялся.
– Посмотрим, Алексей Никитич, что вы скажете, когда вам придется преодолеть не жалких триста верст, а полторы – две тыщи верст, инспектируя какой-нибудь Красноярский острог! А то и Братский! Про Читу мы скромно не упоминаем... А кстати, Аляска не входит в ваше подчинение?
– Господа! – взмолился несчастный глава Сибирского приказа. – Да ведь мне жизни не хватит, чтобы посетить все эти места! Вы полагаете, Ростислав Алексеевич, чтобы я всю жизнь провел в разъездах?
Каманин внимательно посмотрел в глаза князю.
– Тогда, – тихо, но твердо сказал он, – выбирайте достойных помощников и организуйте службы контроля над их деятельностью. За последние два года мы повесили тридцать шесть воевод – оборзевших зверей, дравших по три шкуры с тех, кого они призваны были защищать. Четырех воевод пришлось повесить вместе с прихлебателями, которые организовали чуть ли не мафиозные группировки на подконтрольных им землях. Вопрос номер один: сколько воевод нужно повесить, чтобы остальным была наука – служить по чести? Али повывелись честные люди на земле русской и необходимо возрождать породу? Что ж, возродим, хотя и хлопотно это... Идея понятна, князь?
– Ясней ясного! – хмыкнул Алексей Никитич. – Одно только мне непонятно: откуда столько народу набрать? Сибирский приказ – это вам не хиханьки.
– Ищи, князь, ищи! – сурово молвил премьер-министр. – Должны быть на Руси толковые люди! Нужно только искать!
Вблизи Псковских врат маячил верхом на породистом рысаке сам генерал Волков с подзорной трубой в руках.
– Ну, здорово! – протянул руку для приветствия.
– Бонжур, мон женераль! – ответил Каманин и внезапно крикнул, обернувшись к карете: – Эй вы, вылезайте, покажитесь господину генералу!
Вылезали, жали руки. Передав поводья коня своему адъютанту, Волков с товарищами пошли пехом и свернули с дороги налево – туда, где вдоль Гдовы были сложены штабеля бревен, теса, мха и готовых кирпичей, уложенных на поддоны. Где-то недалече раздавалось тарахтение мотора непонятной системы.
– Константиныч, чего там пыхтит, как паровоз? – спросил удивленный Иннокентий. – Кажется, в двигателях разбираюсь, а вот такого звука ни разу не слышал...
– Эх ты, дитя цивилизации, – рассмеялся граф, – дыма, что ли, не заметил? Это ведь локомобиль, двигатель паровой! Основной привод для лесопилки либо лесопильной мельницы по-здешнему. Доски растирают здесь.
Волков прямо-таки наслаждался звуком произносимых словосочетаний, ранее ему неизвестных. Они подошли ближе, к почти двухметровому забору из необрезной доски. За забором пыхтело так, словно рота красноармейцев после длительного полового голодания попала на представление в стриптиз-бар. Охранник у ворот почтительно козырнул, пропуская высоких гостей. Навстречу выскочил мастер из местных.
– Здорово, Семеныч! – поприветствовал его Волков. – Вот привел к тебе экскурсию.
– Добрый день, ваше сиятельство, – поклонился мастер генералу и гостям, – милости просим!
Он повел гостей к пыхтящему чудовищу высотой в три метра и больше всего похожему на перевернутый паровоз. Снизу время от времени со свистом била струя пара, маховики со стуком толкали шатуны, вращающие трансмиссионный вал. Сбоку на вал был насажен аршинный шкив, с которого посредством кожаного ремня вращательный момент передавался на расстояние чуть ли не в двадцать метров в помещение лесопильной мельницы. С той стороны время от времени сквозь пыхтение локомобиля доносилось тонкое повизгивание пил.
Вновь прибывшие со священным ужасом наблюдали работу монстра. Мастер внезапно глянул на манометр.
– Аникейка! – заорал он. – Шкуру спущу, воду давай!
Спавший на мостике возле теплого котла подросток лет пятнадцати (как можно спать в таком шуме) при вопле начальника проснулся и, схватив два жестяных ведра, спрыгнул вниз – на штабель аккуратно сложенных дров.
– Пулей! – повторил мастер. Парнишка кивнул и помчался к речке, что находилась всего в нескольких шагах.
Волков пытливо посмотрел на приятелей. Ростислав едва заметно кивнул и направился к выходу. Следом потянулись остальные.
– Пойдем квасу с дороги попьем! – предложил граф, кивая на свежесрубленный трактир, от которого ветер доносил запах сосновой смолы и мха. – По лицам вижу, что есть вопросы.
Стоящий на низком крыльце половой встретил их вежливым «милости просим» и провел посетителей за отдельный столик в углу общей залы. Поскольку день был рабочий, а время обеда уже закончилось, то в трактире не было ни души. Увидав посетителей, к ним поспешил сам хозяин – опрятный мужичок небольшого роста с культяпкой вместо правой ноги.