Задолго до Истмата
Шрифт:
Единственная на всю Москву духовная школа, находящаяся к этому времени в состоянии крайнего запустения, получила второе рождение и лучших наставников, скрупулезно собираемых Великим Сакелларием по всей Руси. С началом весны в ней начался ремонт, финансируемый (спонсируемый) настоятелем Троице-Сергиевой лавры архимандритом Евфимием. Весь ремонт по смете, составленной Афанасием, потянул на семь сотен рублей. Узнав, что от него хотят меньше тысячи, архимандрит Евфимий пришел в благодушное настроение и даже взял на себя добровольное обязательство поставить на всю школу учебники. Запросы
Архиепископ Афанасий разработал план, согласно которому проверке подвергались сначала дальние монастыри, а затем, постепенно сжимая кольцо вокруг Москвы, ленивого беса изгоняли из центральных обителей. Аттестация ангельских чинов дала неожиданные результаты. Только два митрополита и один архимандрит не выдержали экзамена, и их по решению царицы направили на дальние рубежи России. Одного в Мезень, еще одного в Усть-Кутский острог духовником, а бедолагу архимандрита, горького пьяницу, Великий Сакелларий велел поместить в земляную тюрьму сроком на один год прямо на территории лавры, а затем переправить в Казань, под крыло тамошнего митрополита.
Много было несогласных с политикой молодого премьера. Находились, конечно, и такие, что заявляли о подмене царицы, но после беседы с некоторыми из них в приказе Тайных дел дела эти тайной быть переставали. После шумного процесса по делу над боярином Копытиным и дьяком Немчиновым, в ходе которого было обезврежено целое «змеиное гнездо», остальная оппозиция залегла на дно. Под воздействием скополамина обвиняемые признавались и говорили столько, что можно было пересажать половину страны. В частности, выяснилась некая связь одного из заговорщиков с думным дьяком Ларионом Ивановым, главой приказа Счетных дел. Иванова трогать не стали, но сделали пару ласковых намеков, после которых он решительно зарекся вовлекать свою персону в различного рода аферы. Главных заговорщиков оказалось четверо: сам Копытин, приятель опального князя Брюхатого – Михаил Товстоногов, дьяк Немчинов и протопоп Василий.
Чего не хватало министру здравоохранения Мишке Товстоногову, этого он объяснить не мог. Не хотелось ему сидеть под царицей-матушкой, вновь возжелал пинков от царя-батюшки. С главой Аптекарского приказа поступили незлобно: лишили всех вотчин и отправили с геологической разведкой в район Сургута. Начальником у разведчиков был Никита Демидов. Его специально отыскал среди торговцев железом Иннокентий Симонов. Помня, сколько народу он замучил на своих рудниках в земной реальности, Иннокентий специально выбрал на карте место, где практически не было железа, а одна нефть. Пускай ищут «черное золото», вот смеху будет, коли найдут! Трубопроводов пока не из чего делать, а на всякий случай казанская нефть гораздо ближе. Найдут так найдут, поставим крестик на карте... и на следующие подвиги. Норильск искать.
Дьяка Немчинова услали аж в Китай – пожизненным представителем русской царицы в Поднебесной. С ним вызвался ехать и протопоп Василий. Попа на прощание лишили духовного сана, и новоиспеченный расстрига
– Видишь ли, Федор, – доверяла она ученому попугаю свои полусонные мысли, – царице нельзя быть слишком мягкой. Вмиг задерут.
– Правильное решение! – проревел какаду. – Судью на мыло!
– Вот видишь! – вздохнула она, расчесывая перед зеркалом волосы. – А что касается моего первого министра... что касается министра! Сволочь он! Раззадорил бабу – и в кусты. В государственные дела то есть. Ладно, пташка, спи!
Она накрыла клетку шелковой накидкой и завалилась на свое одинокое ложе.
– Небо отняло у меня рассудок, но подарило тебя! – глухо пробулькал Федор из-под ткани.
– Однозначно! – блеснула Софья Алексеевна неологизмом, позаимствованным у министра культуры, а тот спер его у Владимира Вольфовича Жириновского. – Я медленно схожу с ума.
...Погожим мартовским днем полковник Волков проводил смотр нескольким московским полкам. Свежий морозец, не превышающий десяти градусов, бодрил его постное лицо и наливал молодецким румянцем.
– Паршиво! – бормотал Андрей Константинович, проходя мимо Бутырского полка.
– Дерьмо! – высказывался, увидав полк швейцарских рейтар.
– Полное дерьмо! – подвел он итог, осмотрев дворянскую конницу Шереметева.
Помрачневший, он ходил взад-вперед мимо выстроенного войска. Начальники над полками со страхом наблюдали, как главнокомандующий, раскидывая ногами небольшие комки снега, оставшиеся после утренней расчистки Лубянки, напряженно размышляет.
– И это называется войско? – издевательски спросил он.
Немного побродив еще, он вытащил из строя троих: одного рейтара, одного бутырца и всадника из числа шереметевских дворян.
– Задача такова, – начал он, ткнув пальцем в рейтара, – под тобой пала лошадь, осталась лишь сабля. Ты будешь на лошади, а ты, бутырец, нападаешь с бердышом.
– На кого нападать, ваше сиятельство? – басом спросил громила-бутырец.
– Вы все втроем нападаете на меня. Безоружного. По-настоящему. Задача ясна?
– Их кан нихт ферштее... – начал рейтар, – плёхо понять...
– Что? – вскипел полковник. – Они еще и по-русски не понимают? Эй, рейтары! Есть у вас кто-нибудь, кто хорошо понимает по-русски?
Из строя рейтар вышел невысокий десятник в панцире. Волков велел первому рейтару встать в строй и спросил у десятника:
– Вы хорошо понимаете по-русски?
– Да, ваше сиятельство! – ответил десятник. – Только мне плохо понять, зачем нам втроем нападать на вы. Вы ведь есть без оружия.
– Неправда! – ясным голосом ответил граф Волков. – У меня есть две руки, а если не справлюсь, то есть еще две ноги. Нападаете сначала по одному, затем все вместе, а там – по обстановке.
Сняв шинель, он подал ее адъютанту из числа ревенантов, а затем отошел шагов на двадцать и встал перед строем.
– Нападать по-настоящему! – строго предупредил он. – Иначе после обеда будете бегать.
– Много бегать, ваше сиятельство? – оскалился бутырец.
– До вечера! – пообещал полковник.