Заезд на выживание
Шрифт:
—Доброе утро, Джозеф, — сказал я, обернувшись и изобразив самую веселую из улыбок.
Он же все время настороженно озирался, вертел головой из стороны в сторону. Как хорошо мне был знаком этот испуганный, затравленный взгляд.
— Доброе, — ответил он, только когда машина отъехала. Еще несколько раз обернулся, посмотрел через заднее стекло и наконец немного успокоился и уселся нормально.
— Это Боб, — я кивком указал на водителя. — Боб точно на нашей стороне. — Боб как-то странно покосился на меня, но комментировать мое высказывание не стал.
— Куда теперь? — спросил он.
—В Хендон, — ответил я.
Джорджа
Я познакомил его с Бобом и Джозефом.
— Теперь куда? — осведомился Боб.
— Вейбридж, — ответил я.
Джозеф заметно напрягся. Ему это не понравилось, и чем ближе мы подъезжали к Вейбриджу, тем больше он волновался.
—Вот что, Джозеф, — спокойно произнес я. — Мне всего-то и надо, чтоб вы указали мне, куда именно вам велели подойти и сказать солиситору, чтоб тот занялся членами жюри присяжных на первом процессе над Трентом. Мы увидим это место и просто проедем мимо. Я вовсе не собираюсь вести вас туда.
Он что-то пробормотал на тему того, что лучше б вообще со мной не связывался. Страх, который вселили в него Джулиан Трент и его союзники, побороть было сложно. Я это понимал, на протяжении нескольких недель испытывая тот же животный, всепоглощающий страх.
По мере того, как мы медленно продвигались по Хай-стрит, Джозеф все ниже сползал на сиденье — до тех пор, пока не оказался почти на полу машины.
— Здесь, — тихо выдохнул он, указывая куда-то чуть выше китайского ресторанчика, торговавшего навынос. На втором этаже, на стеклах трех окон подряд, была краской выведена надпись:
«КОЛСТОН И БЛЭК, СОЛИСИТОРЫ НА СЛУЖБЕ ЗАКОНА».
Боб припарковал «Мерседес» на боковой улочке, потом помог мне выбраться из салона вместе с костылями. Я захлопнул за собой дверцу и попросил Боба сделать все, чтоб оставшиеся в машине пассажиры не распсиховались и не разбежались в мое отсутствие. Я также попросил его проследить за тем, чтоб ровно через три минуты Джозеф вышел из машины, подошел к углу улицы и ждал бы моего сигнала — я должен был махнуть ему рукой из окна. И вот я зашагал к Хай-стрит и медленно поднялся по ступеням в контору Колстона и Блэка, солиситоров, стоявших на страже закона.
В маленькой приемной сидела за столом светлого дерева женщина средних лет в серой юбке и плотно облегающем бордовом свитере.
— Чем могу помочь? — осведомилась она, как только я распахнул дверь.
— Скажите, пожалуйста, мистер Колстон или мистер Блэк у себя?
— Жаль вас огорчать, но оба умерли, — с улыбкой ответила она.
— Умерли?
— Ухте довольно давно, — на губах ее по-прежнему играла улыбка. Очевидно, то была одна из ее старых расхожих шуток, но ей до сих пор доставляло удовольствие встречать новых клиентов именно этими словами. — Мистер Гамильтон — наш единственный на фирме солиситор. А я его секретарь. Желаете его видеть?
— Да, пожалуйста, — ответил я. — Если можно.
— Несчастный случай, да? — Она кивком указала на костыли. — Иск о нанесении телесных повреждений?
— Ну, нечто в этом роде, — ответил я.
— Как доложить? — спросила она. Поднялась и направилась к двери за спиной.
— Трент, — отчетливо произнес я. — Джулиан Трент.
Слова
— Патрик, — выдавила женщина. — Этот человек говорит, он Джулиан Трент.
Патрик Гамильтон слегка сощурил глаза, но в остальном ничто не выдавало его волнения.
— Все в порядке, Одри, — сказал мистер Гамильтон. — Никакой это не Джулиан Трент. Джулиану чуть больше двадцати. — Он перевел взгляд с секретарши на меня. — Кто вы такой? И что вам от меня надо?..
— Расскажите мне все, что знаете о Джулиане Тренте, — сказал я ему. Подошел к столу и уселся в кресло прямо перед ним.
— С какого такого перепугу? Я не обязан.
— В противном случае, — сказал я, — прямиком отсюда отправлюсь в Общество юристов1 и доложу, что вы являетесь пособником известного правонарушителя, покрываете его грязные делишки. Могу также рассказать им, какую роль вы сыграли в том, чтоб снять с Джулиана Трента обвинение в покушении на убийство. (1 Общество юристов — профессиональный союз солиситоров в Лондоне, может привлекать своих членов к ответственности за нарушение профессиональной этики, исключать из рядов солиситоров и т. п.)
—Не сможете, — пробормотал он. — У вас нет никаких доказательств.
—А вот тут вы ошибаетесь, дорогой мой, — сказал я. — Полагаю, слышали о человеке по имени Джозеф Хыоз?
Он немного побледнел, Я поднялся и подошел к окну. Боб и Джозеф стояли на углу, на противоположной стороне улицы.
—Хотите, я попрошу его подняться и опознать вас? — спросил я Гамильтона.
Он тоже встал и подошел к окну. А потом снова тяжело опустился в кресло. Я махнул рукой Бобу.
—Итак, мистер Гамильтон, — начал я, — что вам известно о Джулиане Тренте?
Я просидел в офисе Патрика Гамильтона минут сорок пять, выслушивая очередную прискорбную историю о том, как жажда наживы уродует человека. Как обычно бывает в подобных случаях, шанс быстро сколотить лишний фунт действует безотказно, подобно морковке, подвешенной под самым носом осла. Нет, вначале его попросили о какой-то мелочи. Сущем пустяке. Просто забрать заявление от одного человека, который не задавал лишних вопросов, а затем заверить его у нотариуса как письменное показание, данное под присягой. Потом последовали новые просьбы — к примеру, посетить Высокий суд и, если возникнет такая необходимость, совершить лжесвидетельство с целью убедить судей, задействованных в пересмотре дела, в истинности этих самых показаний. Никакого риска, твердил ему настойчивый визитер. Джозеф Хьюз никогда ничего никому не скажет, он это гарантирует. К счастью для Гамильтона, давать показания необходимости не было, так что с чисто технической точки зрения он был чист. Так оно и шло, до следующего раза.
Я показал ему снимок моего дома.
— Вот что происходит с теми, кто не сдается и ведет борьбу, — сказал я. — Так будет до тех пор, пока мы не объединим свои усилия.
Я показал ему еще один снимок, и прежде самоуверенный Гамильтон так и сник, сжался прямо у меня на глазах. И мне не понадобилось спрашивать, изображен ли на снимке его визитер. И без того было ясно.
Я поднялся.
—И последний вопрос. Почему именно вы? — спросил его я.
Ответа я не ожидал, но то, что он сказал, было крайне важно.