Загадать желание
Шрифт:
– Что это у тебя? – окликнул Павел.
– Да вот, в кармане у него нашла… Рыбья чешуя, что ли?
– Рыбья? – Павел возмущенно посмотрел на жену. – Да где ты такую огромную рыбу видела, женщина? Это не рыбья, это… Это… – мужчина схватился за голову. – Ты хоть понимаешь, кого в мой дом привела?
– Пашенька, – Марья успокаивающе положила ладонь на мужнино плечо. – Какая разница, кто он, если он нашей дочери жизнь спас?
– Спас, говоришь? Еще неизвестно, спас или нарочно все подстроил! А теперь вернулся, чтобы всех нас угробить! Это… это
На чешую-то погляди внимательней! И змея у него ручная неспроста… Оборотень, говорю тебе!
– Ну что ты, – отмахнулась Марья. – Человек это, самый обыкновенный!
Но Павел уже не слушал.
Дед Мирон, местный знахарь, наведывался каждый день. Благодаря его мазям рана чужака очистилась и стала понемногу затягиваться коркой. Тоська, младшая Марьина дочка, повадилась у постели чужака сидеть и, так как он много говорить не мог, девочка показывала ему своих кукол, сшитых из старого тряпья, да сказки рассказывала. Мать сперва гоняла ее, потом решила – пусть: и девочка при деле, и гостю их не так скучно будет лежать.
Все бы ничего было, вот только муж… С того утра, как Марья чешую нашла, он ходил сам не свой, и женщина частенько видела, как собираются мужики у соседского дома, и как Павел им что-то рассказывает, поясняет.
«Не к добру это, – вздыхала женщина. – Как бы кровь не пролилась»…
Она все сомневалась: предупредить гостя об этих разговорах, намекнуть ему, что небезопасно тут? И сама себя останавливала – стоит ли? Все равно ведь слаб совсем, не уйдет далеко. А потом поняла, что тот и так все знает: серая гадючка из подполья ползала на соседский огород и пряталась там за кустарником все время, пока мужики разговаривали. Наверняка после незаметно разговоры эти хозяину передавала…
Однажды змею все-таки заметили. Марья в огороде копалась, когда увидела, как Павел к кустарнику с лопатой идет – осторожно, словно подкрадывается.
– Не надо! – крикнула.
Муж не обратил внимания. Лопата опустилась, с хрустом рубанув по корням.
– Все, – Павел выкинул из-под куста располовиненную гадюку. – Сдохла.
В доме Тося все так же играла со своими куклами на полу подле лежанки, а чужак, отвернувшись, неподвижно смотрел в стену.
Вечером Мирон-знахарь зашел, как обычно, слушал сердце и дыхание больного, рану осмотрел, заглянул в глаза…
– Не нравишься ты мне сегодня, – задумчиво пробормотал старик. – Ну-ка, где болит?
За окном было темно. Дети спали, муж еще не вернулся. Марья штопала рубашку в углу у печи, но, услышав голос Мирона, подняла голову. Налетевший ветер качнул занавески, и задрожал, словно от холода, огонек стоящей на столе свечи.
– Тут, – чужак коснулся груди, царапнул ее пальцами, словно хотел вынуть, выцарапать собственное сердце. – Горячо…
– Тут и должно быть горячо, – усмехнулся Мирон. – Вот когда совсем не будет болеть – значит точно, умер. А пока жить будешь…
И, наклонившись, что-то шепнул ему на ухо.
– Да, знаю, – хрипло отозвался чужак. – Спасибо.
Павел долго не возвращался.
– Уходишь?
– Да, – отозвался чужак. – Пора.
– Погоди, я тебе еды соберу.
Запалив лучину, женщина быстро сложила в узелок домашних пирожков, полхлебины… Потом вспомнила, что так и не вернула хозяину найденные чешуйки.
– Себе оставьте, – ответил чужак, когда Марья вынесла на ладонях поблескивающие перламутром кругляшки. – За эту чешую и городской лекарь, и ювелир хорошие деньги предложат. А вам дочери свадьбу играть… Пригодится.
Под утро в горницу ввалились мужики во главе с Павлом. С топорами да вилами бросились к лежанке, изрубив ворох сложенных Марьей одеял, и лишь потом рассмотрели, что под одеялами никого-то и нет. Долго ругались, собирались по следу пойти, лес прочесать, но дальше угроз дело не пошло.
А змеевы чешуйки Марья от мужа припрятала и после свадьбы дочери отдала. На счастье.
Ветер стих внезапно. Белые хищники упали в снег и застыли невысокими сугробами. Над головой развернулось темное зимнее небо с редкими огоньками звезд и яркой половинкой луны.
Ровное поле, полоса леса вдалеке.
– Где это мы? – шепотом спросила Алина.
Вокруг было тихо, даже слишком, и стоило немалых усилий набраться смелости и нарушить эту тишину.
– Леон! – закричала я. – Максим! Арис!
Ответа не было, только что-то треснуло в лесу. Схватив подругу за руку, я потянула ее вперед.
Лес то отступал дальше, то подбирался вплотную к ровной белой ленте засыпанной дороги. А потом впереди показались домики. Сначала мы думали, что деревня спит, но… над крышами не поднимался столбиками дымок, не слышно было собачьего лая. Ничего, кроме скрипа снега под нашими ногами.
– Там никого нет, – Алина остановилась, потянула меня за руку. – Может, не пойдем?
Я рассеянно огляделась. Мороз крепчал, и другого убежища, кроме пустующих домов, поблизости не было.
– Если не спрячемся где-нибудь, то просто замерзнем.
Ночевать в оставленном людьми поселке, не хотелось, но иного выхода я не видела.
Забираться вглубь деревни мы побоялись. Домик – второй с краю, опрятный, с заметенным сугробами двориком и невысоким плетнем, показался вполне безобидным. Двери, окна не заколочены, никаких зловещих меток. Просто дом – чистый, обжитый. В темных комнатках – вещевые сундуки, на кроватях – одеяла, штопаное покрывало с кисточками на лавке, глиняная посуда у печи. И все же чего-то не хватало, каких-то вещей, которые нужны постоянно: не висели тулупы на крючках у двери, не стояли в ряд под стеной валенки, и пустовали полки неплотно закрытой тумбочки. Словно хозяева уходили впопыхах и забрали только самое необходимое.