Загадка 602-й версты
Шрифт:
— Трупы, говоришь, варнак проклятый. Радуешься, сволочь, что теперь мы трупы. Не разгадали мы, что этот щенок,— кивнул он на Ивана,— хороший нюх имеет. А то бы ты узнал, какой я труп. Как запылал бы склад да люди из лесосек разбежались, услышав, что мертвый Данилка из могилы выходит, вот тогда бы ты узнал, что трупы делать могут. Трупы!— Еще яростнее взвыл он.— В ящиках, что на Суземке вместе с золотом закопаны, для вас трупный яд подготовлен! Провокация, говоришь, клевета!.. Не все так подумают, когда те бумаги увидят! Кое-кто и поверит в те
И вдруг, распрямив как пружину упертую в плинтус ногу, Павел бросился на Сергея, протянув к его горлу правую руку. На его ладони сверкнул блестящий полуобручек.
Как ни стремителен был бросок Павла, Могутченко отреагировал еще быстрее. Кулаком, в котором была зажата только что раскуренная трубка, он ударил взвившегося в броске бандита по лбу. Павел Когут грохнулся на пол у самых ног Сергея Романовича. Тот вскочил с побелевшим лицом и поднял звякнувший об пол полуобручек, выпавший из рук Павла.
— Куда ты смотрел?— обрушился Иван на вбежавшего в комнату отделкома.— Обыскал, что называется.
Козаринов с виноватым видом начал еще раз обыскивать потерявшего сознание Павла Когута. И в этот момент Иван впервые услышал, как может ругаться его начальник. Могутченко стоял спиной ко всем, рассматривая что-то в руке, и ругался. Такой забористой, увесистой, виртуозной брани «в надгробное рыдание», «в семь гробов», «в акульнуго печенку» и «пасхальные песнопения» не только Иван, но, видимо, и Сергей Романович никогда не слыхал.
— Что с вами?— тронул Сергей Романович начальника отдела.
Могутченко, оборвав ругань, повернулся и показал свою ладонь с широко растопыренными пальцами. На ней лежал только мундштук. Знаменитая пенковая трубка не выдержала столкновения с черепом взбесившегося бандита.
Фигура Могутченко, с видом обиженного ребенка, взирающего на обломки своей трубки, была невероятно комичной.
Полозов и даже Сергей Когут, с лица которого еще не сошла бледность после пережитой опасности, еле сдерживали улыбки.
К счастью, в этот момент в комнату вошли начальник конвоя из прибывшего арестантского вагона и врач.
— Посмотрите сначала этого...— приказал Могутченко, кивнув на Павла Когута, и сунул в карман полушубка обломки трубки.
Через четверть часа раненые были перенесены в вагон. Перед уходом Могутченко сказал Ивану:
— Операцию ты провел хорошо. Считаю тебя вполне здоровым. Сегодня отсыпайся, завтра к вечеру пошлю тебе приказ. Получишь, сдавай дела Козаринову и вместе с этим, как его...
— Леоненко,— подсказал Иван.
— Вот именно, с Леоненко выезжай на Узловую в отдел.
На выходе из казармы Иван задержал Могутченко и, кивнув на ушедшего вперед Сергея Когута, спросил, понизив голос:
—
— Ого!— многозначительно и тоже понизив голос, ответил Могутченко.— Он был чекист высшего класса, выучку от самого Дзержинского получил.
— Почему был? А сейчас?
— По линии Наркомата иностранных дел работает. Все время за кордоном. То с Чичериным, то с Литвиновым,— уважительным тоном проговорил Могутченко и, подняв кверху указательный палец, закончил:— Дипломат.
— Интересная у него работенка,— глядя вслед уже идущему по перрону Сергею Романовичу, задумчиво ответил Иван.— Тут голова нужна.
Могутченко с насмешливым любопытством посмотрел на своего подчиненного.
— Ну, ты не отчаивайся,— ободрил он Ивана.— Какие твои годы? Вот подучишься, может, тоже поумнеешь и на загранку попадешь. Тебе, главное, языки выучить, а хватка у тебя есть настоящая. Главное, подучиться.
— Иди к черту,— беззлобно ругнулся Иван.— Приеду, готовь новое задание. Нам и здесь пока еще работы хватит.
XIII Готов к новым заданиям
Через неделю, хорошо oтдоxнyв, передав взвод Козаринову и попрощавшись с бойцами, Полозов в сопровождении Леоненко явился в отдел. Их уже ждали. Секретарь, паренек лет восемнадцати, сказал Леоненко:
— Идите, товарищ, в седьмую комнату к Павлову, оформляться, а вы, товарищ Полозов, к начальнику. Он про вас уже спрашивал.
Полозов вошёл в кабинет. Могутченко сидел за столом, ероша пальцами правой руки свои все еще густые, хотя и порядком поседевшие волосы. В левой руке он держал какой-то документ и был явно не в духе. Увидев вошедшего Полозова, он глазами указал ему на стул справа от себя и снова углубился в чтение документа.
— Ну что мне делать с этим болваном?— вдруг взорвался обычно спокойный Могутченко, перестав терзать шевелюру и стукнув кулаком по столу так, что он жалобно затрещал.— Не сажать же его в самом деле.
— Ты это о ком?— полюбопытствовал Иван.
— О твоем бывшем подопечном, которого агитировал этот самый, как его...
— Леоненко,— подсказал Иван.
— Вот, вот,— кивнул Могутченко.— После его агитации этот болван чуть не угробил «Угодника», а сейчас попов колотит.
— Немко?— несказанно удивился Полозов.— С чего бы это? Ведь он верующий.
— А бес его знает, что на него нашло. Пять дней назад так отлупил попа из Акатово, что тот чуть богу душу не отдал. Попадья кинулась в Москву, видать, до патриарха добралась. И вот, пожалуйста, телеграмма, подписанная самим Петерсом. Принять меры и все прочее.
— Ну и отвечай, меры, мол, приняты, а с Немко что-нибудь придумаем. Да и случайность это. Просто вспомнил, как его «Угодник» обманул, ну заодно и попу всыпал. Сорвал злость, а теперь успокоится.
— Как бы не так,— злорадно усмехнулся Могутченко.— Сегодня, после заутрени, он так взбубетенил покровских попов, что они теперь боятся к церкви подходить,— сообщил Могутченко и вдруг громко крикнул: