Загадка фарфоровой балерины
Шрифт:
Анастасия вдруг подумала, что лицо Томы кажется ей отдаленно знакомым. Словно она видела ее раньше, но не могла вспомнить, где.
Девушки неспешно шли по прилегающему к училищу парку. Театр оперы и балета располагался неподалеку. Сейчас это здание выглядело куда презентабельнее, чем в 2019-м.
– На Мартовицкого не обращай внимания. Он у нас местная звезда. Родители когда-то в Москве в Большом работали, вот он и вообразил себе, что он тут главный.
– Кто такой Мартовицкий? – не поняла Настя.
– Артем. Ну, тот, что тебя коровой назвал. Тема, он такой. Любитель покрасоваться. Всю жизнь воображает себя возвышенной натурой, вышагивает, тянет носочек. Короче, у него комплекс несостоявшегося человека.
– А вот этот парень, нерусский, он кто?
– Какой? А, Тайгрян? Пашка очень хороший! Он в Театре давно танцует. Но у него жизнь балетом не ограничивается, слава богу. Премьером быть не хочет. Балет – это больше привычка, даже не для души уже. Любит путешествия, рок на гитаре играть, немецкий язык, спорт, читать книги. Недавно говорил, что устал от того, что все друзья только из балета, нет ни одного нового лица, человека, который мог бы показать что-то новое, научить чему-то. Девушки ему балетные не нравятся. Говорит, что ужасны все эти закулисные игры. Мартовицкий считает Пашку своим главным конкурентом. А тут еще Тайгряна в «Гаянэ» на роль Армена поставили. Ой, что начнется!
– Ты так хорошо этого Павла знаешь, – удивилась Настя.
– Мы, можно сказать, друзья.
Но по заискрившемуся взгляду Томы Анастасия поняла, что они не просто друзья. Точнее, самой Томе, кажется, хотелось бы это исправить. На ее лице отразилась неприкрытая влюбленность, когда она говорила об армянине.
– А сама ты дальше планируешь танцевать в Театре, или балет – это просто увлечение? – осторожно спросила Настя.
– Конечно, планирую служить в Театре. Зря я, что ли, всю жизнь этому отдала? Но у меня таких амбиций, как у Катьки или Таньки, нет. Они, думаю, примами стремятся быть, в Москву уехать. Хотя кому мы там нужны? Туда со всей страны такие же дурочки едут.
Болтовня быстро помогла забыть об обиде и слезы исчезли. Про планы самой Насти Тома не спросила. Но та и не знала, что ответить. Ее, несмотря на боль и усталость, привлекал балет. Это действо, когда стоишь у станка вся подтянутая, с идеально ровной спиной, вытянутыми коленями, поджатыми ягодицами и вывернутыми стопами, и исполняешь па под классическую музыку, – завораживало. Очень приятно смотреть на себя и других. Это просто красиво. Даже сейчас, идя по улице, она физически ощущала, как стопы сами собой при ходьбе разворачивались немного наружу, талия как будто очертилась более явно благодаря прогибу в спине. Ну и некая легкость, грациозность появилась. Если даже все это ей только казалось, ощущения были невероятные.
Ходьба немного уменьшила боль в мышцах. Но Настя знала, что главное еще только впереди. Завтра ее ждет жестокая крепатура. Хотя сейчас она думала о том, что пока все вычитанные когда-то в интернете и случайно увиденные в передачах по телевизору ужасы балета оказались мифом. Конечно, по одному классу сложно судить, но никто ее прутом по икрам не стегал, как иногда пишут в якобы правдивых статьях. Нагрузка тяжелая, но выдержать ее здоровой семнадцатилетней девушке вполне под силу. А вот насколько хорошо у нее получалось выполнять движения – это вопрос… На самом деле исключить из балетного училища могут из-за любой мелочи. Где-то она читала, что одну девушку выгнали, потому что у нее выросла слишком большая грудь.
– Слушай, как ты думаешь, у меня нормальная грудь? – вдруг спросила она у Томы.
Та посмотрела на нее удивленно, потом оценивающе воззрилась на бюст.
– Да нормальная, вроде.
К концу второго дня пребывания в общежитии Настя поняла, что Татьяну в комнате никто не любит. Это было чем-то неосязаемым, витавшим в воздухе. Девочки при Тане особо не болтали, а как только она покидала спальню – тут же принимались судачить о ней. Сама Таня этой нелюбви не замечала или ей было глубоко
Насте она нравилась. И ей было не понятно, почему все недолюбливают Таню. Ее гораздо больше раздражала настойчиво пытавшаяся с ней подружиться Тома. Должно быть, она решила, что Анастасия положила глаз на ее ненаглядного Тайгряна, поэтому стремится держать соперницу поближе. Да и Катя, постоянно наводившая красоту, тоже не вызывала особой симпатии.
Нужно было узнать о Татьяне как можно больше. Но обсуждать ее с девочками было неприятно. А попытаться самой сблизиться с той Анастасия не решалась. Не любила быть навязчивой.
Перед сном, когда свет в спальне уже потушили, и юные балерины легли в кровати, Настя выскользнула в коридор, чтобы посетить уборную. За пределами комнаты горел тусклый свет, было прохладнее, чем внутри, и пахло жареной картошкой. Странно. Даже в общежитии балетных танцовщиков ею пахнет! Словно это традиционный аромат любого общежития и не имеет значения, кто в нем проживает – спортсмены, строители, медики или кто-либо другой.
В тишине девушка услышала доносившиеся со стороны кухни приглушенные голоса. Что заставило Анастасию подойти к неплотно прикрытым дверям – она и сама в тот момент не могла сказать. Какое-то интуитивное чувство подтолкнуло это сделать. Свет в кухне был выключен, но все можно было разглядеть благодаря фонарям за окном. Настя увидела стоявшую в профиль Таню в одной пижаме, поверх которой была накинута мужская синяя олимпийка. Но самым интересным было то, что девушка прижималась к Тайгряну! Он бережно обнимал ее, целовал и вытирал ей слезы. Такая миниатюрная на его фоне, словно фарфоровая статуэтка, вылепленная искусным мастером… Ее тонкие руки вокруг его шеи, его сильные, бугрящиеся мышцами – на ее талии. Его упрямый подбородок над ее лицом. В этом всем столько возвышенной красоты и ни капли пошлости. Ими тянуло любоваться. Не подглядывать исподтишка, а именно открыто любоваться, как, например, героями кинофильма или спектакля.
– Все будет хорошо, Танюша, – нежно говорил парень, гладя красавицу по волосам и касаясь губами ее виска.
– Мне так больно, Паша, – пожаловалась она. – Может, к врачу сходить?
– Может. Только боюсь, тебе на время запретят танцевать.
– Значит, пока на обезболивающих. Схожу после премьеры.
«Вот те на! Не нравятся ему балетные девушки, значит…», – Настя поспешила бесшумно уйти.
Глава 4. Чужая тайна
Первая мысль, мелькнувшая утром, – она умирает. Настя чувствовала себя дряхлой старухой. Или как будто ее жестоко избили. Больно было не только шевелиться, но даже дышать. Где-то внутри живота болели мышцы, о существовании которых обычно люди даже не догадываются. Эйфория от вчерашнего класса растаяла вместе со сном. Одно желание – вообще не двигаться и не говорить. Но как раз оно в данный момент являлось несбыточной мечтой. Нужно вставать и плестись на занятия.
Единственным спасением были отвлекавшие от боли размышления о ее деле. Кажется, кое-что начало проясняется. У Тани тайные отношения с Тайгряном. В него же влюблена Тома. Это уже повод для ненависти к сопернице. Катя, похоже, не любит Таню из-за того, что та всюду ее обходит и более успешна в балете. Так что у Гальской есть, как минимум, двое недоброжелателей. Вряд ли кто-то из них решился бы на убийство. Но Насте казалось, что в своем расследовании она на правильном пути. Правда, Тома, скорее всего, пока не в курсе отношений соседки по комнате с предметом собственных воздыханий. Но не зря же говорят о женской интуиции. Подсознательно она что-то чувствует – отсюда и неприязнь.