Загадка Фишера
Шрифт:
Ф. АРРАБАЛЬ (Франция): «Перед матчем в Рейкьявике Фишер провел широкую кампанию «психологических операций». Одна из целей состояла в том, чтобы, как говорят американцы, «украсть представление», то есть привлечь к себе всеобщее внимание, оставив соперника в тени. По замыслу Фишера и его советников, это должно было вызвать у соперника комплекс неполноценности, обреченности и уныния, который не может не обостряться по мере того, как Фишер добивается одной уступки за другой в свою пользу».
Б. ВУД (Великобритания): «В Рейкьявике Спасский подвергся беспрецедентному психологическому давлению
А. КАРПОВ (СССР): «Фишер владел алгоритмом борьбы со Спасским. Правда, он несколько перегнул палку в первой партии, когда Спасский стал явно сушить игру. Как я понимаю, побаиваясь Фишера, и чтобы обрести равновесие и уверенность, Спасский решил сразу показать, что он при желании всегда сделает белыми ничью. Фишер обозлился, стал доказывать обратное – то есть, что он всегда может игру обострить, на ровном месте пожертвовал фигуру, допустил неточность – и проиграл. Для другого такое поражение стало бы просто уроком, но Фишер извлекает из него десятикратную конкретную пользу: ах, я попал в яму? – так я провалюсь еще ниже, хоть в тартарары, чтобы у соперника, когда он будет пытаться разглядеть меня в этой бездне, закружилась голова.
И он не явился на следующую партию, подарив сопернику еще одно очко.
Это был гениальный ход. Ход, рассчитанный именно на Спасского. Ход, доказывающий, что Спасского он знал превосходно.
Будь на месте Спасского, скажем, Петросян, тот бы только облизнулся, полакомившись дармовым очком. А философ Спасский, невозмутимый Спасский, опытнейший Спасский потерял равновесие. Его центр тяжести поплыл – и тотчас же все достоинства Спасского потеряли в цене. Ему потребовался добрый десяток партий – порой мучительных, порой беспомощных, порой трагических, – чтобы вновь обрести себя и овладеть собою, но матч уже невозможно было спасти; поезд ушел».
Б. ЛАРСЕН (Дания): «Многие считают Фишера «большим ребенком», и в какой-то мере это действительно так. Однако не следует забывать о том, что дети подчас бывают очень хитры и умудряются с большой ловкостью навязывать окружающим свою волю. Ведь и я после Денвера, и Петросян после Буэнос-Айреса предупреждали, что Фишеру ни в коем случае нельзя идти на уступки, и все-таки Спасский в Рейкьявике несколько раз оказывался послушным исполнителем его воли…»
Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «Различные «претензии» Фишера влияния на меня не оказывали, все, кроме его неприезда на церемонию открытия матча и неявки на вторую партию.
Перед третьей я дал согласие играть в закрытом помещении, без зрителей и т. д. Я оказался во власти иллюзий, будто Р. Фишер хочет сорвать матч и что, спасая это важнейшее соревнование, можно рассчитывать на продолжение борьбы в духе чистых шахматных традиций. Перед партией я явился невольным свидетелем диалога Р. Фишера с арбитром матча гроссмейстером Л. Шмидом. Не хочу акцентировать внимание на этом неприятном эпизоде, но должен заметить, что американский гроссмейстер позволил себе весьма вольную форму выражений. Слушать его было крайне неприятно.
Мое согласие на необоснованное требование о перенесении игры из турнирного зала в закрытое помещение было
И. АКИМОВ (СССР): «Фишер сломал Спасского сразу – грубо, бесповоротно. Но философ Спасский доказал, что служение идеалу позволяет сохранить целостность в любых обстоятельствах. А боец Спасский, черпая силу духа из этой целостности, воспрял и во второй половине матча бился с прежним, былым, чемпионским пылом».
П. ВАЛЕРИ (Франция): «Аналитики, разбирая игру Спасского в Рейкьявике, отмечали странности в игре. Во многих случаях он играл прекрасно, но в заключительной стадии партии как бы бессознательно отказывался поставить соперника на колени. Что это, влияние «ужасного магнетизма» Фишера? Американец, наоборот, не раз выправлял положение в, казалось бы, уже проигранных партиях. «Я выбираю такой момент в матче, когда чувствую, что противник надломлен, и наступаю», – объяснял он…»
М. ТАЛЬ (СССР, Латвия): «Поведение Фишера в матче 1972 года было продумано и спланировано психологом высшей квалификации, хотя и было на редкость рискованным. После неявки Фишера на вторую партию Спасский должен был сидеть и думать, какой же на самом деле счет в матче».
Ф. АРРАБАЛЬ (Франция): «Все действия Фишера, в том числе и его знаменитый «бум» в Рейкьявике, продуманы до мельчайших подробностей. Фишер руководствуется лозунгом: шахматы, как и жизнь, – это тотальная война».
П ВАЛЕРИ (Франция): «Что касается некоего «магнетизма» американца, то его, безусловно, не было. Если в чем-то и проявлялась необыкновенность Фишера, то только в его одержимости шахматами. Он был настоящим шахматным убийцей».
Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «К Фишеру у меня отношение твердое, матч ничего нового для меня не открыл. Я и сегодня доброжелательно отношусь к нему»
М. БОТВИННИК (СССР): «Предположим, что американцы на самом деле действовали в Рейкьявике нечестно. Тогда чем объяснить тот потрясающий факт, что после того, как Спасский обвинил американцев в нечестности, он остался в добрых отношениях и с ними и с Фишером?»
Б. Л АРСЕН (Дания): «У американского гроссмейстера гипертрофировано чувство справедливости. Он, безусловно, испытывает перед Спасским вину за свои «исландские выкрутасы»…»
VI …или отзвуки «холодной войны»?
В. БАТУРИНСКИЙ (СССР): «Как известно, до 1972 года все чемпионы мира и претенденты на это звание являлись представителями одной страны – Советского Союза. Это закономерно отражало ведущее положение советской шахматной школы в мире. После матча в Рейкьявике, когда чемпионом мира стал американский гроссмейстер Роберт Фишер, некоторые зарубежные специалисты и обозреватели сочли, что этот факт знаменует собой конец гегемонии советских шахмат».