Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции
Шрифт:
Но эго действительно был штурман Аккуратов.
— Каким же непостижимым образом вы оказались здесь, Валентин Иванович?
Он осторожно постучал чубуком трубки о край скамьи, достал из кармана кисет.
— Очень просто: прошел медкомиссию, врачи признали годным к работе „без ограничений“, и вот я летаю обыкновенным штурманом на Ил-14…»
Валентин Иванович в этом ответе перед малознакомыми людьми, мягко говоря, лукавил. Правила авиации суровы и даже жестоки, тем более правила и порядки полярной авиации. А когда тебе за семьдесят, вообще не идет речи ни о какой медицинской комиссии. На самом деле все было несколько иначе, и знал об этом только самый узкий круг людей… Пришло время, и знаменитого полярного летчика, главного штурмана Управления полярной авиации с почетом отправили на пенсию. Его друзья-товарищи
И вдруг Н. П. Каманин, руководивший тогда отрядом космонавтов, на одном из полярных аэродромов во время одной из полярных тренировочных экспедиций встречает Аккуратова. Радостный возглас:
— Валя, что ты тут делаешь? Все тебя потеряли.
— Да тише ты, не ори, прошу тебя!.. — пытался урезонить его Аккуратов.
А Каманин не унимается:
— Да вы хоть знаете, кто это?! — не замечая, что больше космонавтов к его голосу прислушивается местное и прилетевшее вместе с Каманиным авиационное начальство.
Выяснилось, что В. И. Аккуратов, выйдя на пенсию, как говорили в старину, «выправил» себе документы, «сбросил» двадцать с лишним лет, чуть-чуть изменил фамилию, и летает себе спокойно рядовым штурманом в любимой Арктике, а командиры его, молодые летчики, даже не подозревали, кто вычерчивает маршрут на их картах.
Встреча с Каманиным закончилась тем, что Аккуратова снова задвинули на пенсию.
Тогда он пошел к Алексею Николаевичу Косыгину, бывшему тогда уже премьер-министром. Дело в том, что они в свое время оказались вместе в горах: мало кто знает, что Алексей Николаевич свои короткие отпуска по возможности проводил в горах в альпинистских маршрутах, пусть и несложных. В одном из таких его походов однажды проводником был мой друг мастер спорта международного класса Михаил Петрович Коньков. И вот у прощального костра, вспоминая прошлые встречи, а они встречались не раз в войну, один в качестве летчика, другой в качестве пассажира, Алексей Николаевич сказал Аккуратову:
— Если будут проблемы, заходите.
— По мелочам, конечно, тревожить не буду, если прижмет по-настоящему…
Все эти годы он ни разу не был у Косыгина, хотя были проблемы — и с квартирой, и другие… А тут пошел проситься на прием.
— Что, пришел тот случай? — хмуро спросил А. Н. Косыгин.
— Пришел, списали на пенсию…
— Ну уж, наверное, пора, Валентин Иванович. Я тут не помощник. Самому не пора ли…
— Я прошу об одном. Пусть будет строгая медицинская комиссия, без поблажек, только чтобы я зашел на нее под чужой фамилией, а в графе «возраст» стоял бы прочерк.
— Ладно, — подумав, согласился Косыгин. — Чтобы другая фамилия и чтобы не было возраста. Но если не пройдете — не обессудь…
Комиссия вынуждена была сделать заключение: «годен без ограничений». Я должен еще сказать, что Валентин Иванович Аккуратов вошел в историю авиации и космонавтики как автор способа точного самолетовождения в высоких широтах по системе условных меридианов, который со временем был принят во всех странах мира и вошел в учебники по аэро-, а потом и космической навигации. Дело в том, что магнитный компас в районе полюсов, как Северного, так и Южного, перестает действовать, а меридианы, до того бывшие почти параллельными, в районе полюсов практически сходятся в одной точке, и летчики терялись в них, по их выражению, как муха в паутине. Был случай, когда целая группа бомбардировщиков в районе Северного полюса взяла курс на США, свято веря, что она возвращается на базу на Новой Земле, Что сделал В. И. Аккуратов? Он «исключил» наличие полюсов на Земле, вынеся их в космическую бесконечность, в результате все меридианы в районе полюсов оказались условно параллельными, и относительно них уже можно было надежно ориентироваться, подобно радиоприводу…
В одном из писем Владилен Александрович Троицкий спрашивал меня: «Не попадалась ли Вам книжка, автор Р. Гузи, „В полярных льдах“, издана в Ленинграде в 1928 году? Ее мне случайно назвал один одесский книголюб. Он видел ее где-то несколько
Я тут же оформил заказ в Ленинград, и вот через две недели эта книжка у меня в руках: Р. Гузи, «В полярных льдах», «Вокруг света», Л., 1928. (Судя по рекламе на последней странице обложки, возможно, что это приложение к журналу «Вокруг света».) Странные книги издавались в двадцатые годы! Невероятное количество орфографических и пунктуационных ошибок, провалы букв. «Перевод В. Розеншильд-Паулина». С какого языка перевод? Если судить по марке на обороте титула «R. Couzu. Le Nord est pire» — с французского. А может, вообще не перевод, а умышленная мистификация?
Подзаголовок книги — «Дневник Ивонны Шарпантье». И снова куча вопросов. Что это — на самом деле дневник-документ?
Или художественное произведение, имитация дневника? Ни предисловия, ни послесловия у этой странной книги нет. Просто «Дневник Ивонны Шарпантье».
Рассказ-дневник ведется от имени участницы полярной экспедиции на судне «Эльвира». Была ли такая экспедиция? Насколько я знаю, не было в начале нашего века полярной экспедиции на судне с таким названием.
Фамилии участников экспедиции, скорее всего, норвежские, исключая автора дневника, но при чтении постоянно напрашивается параллель с экспедицией на «Св. Анне». Судно ушло в Арктику также в 1912 году, и тоже — в июле. Автор дневника — женщина-врач, и попала она на судно тоже только потому, что отказался ехать приглашенный начальником экспедиции врач. К тому же, несмотря на французскую фамилию, она из России, правда, с оговоркой, что мать ее была гувернанткой в семье богатой помещицы Сидоровой где-то в Приуралье, или, как у автора, «в окрестностях Урала». Так же на судне разногласия между капитаном, которого зовут, правда Торнквистом, и штурманом, которого зовут Бостремом. И так же штурман с частью экипажа уходит к Земле Франца-Иосифа, и так же на другой день трое из оставшихся с горячей пищей после пурги догоняют их, и так же происходит замена одного участника похода другим. А до этого весь экипаж судна тоже переболел цингой, и опаснее других — капитан. И еще множество подобных совпадений, которые сами так и лезут в глаза.
Как вы помните, Владилен Александрович Троицкий делал предположение, не принесенный ли это Альбановым со «Св. Анны» вместе с другой почтой дневник Ерминии Александровны Жданко или какая-нибудь литературная обработка его? Но события, описанные в дневнике Ивонны Шарпантье, происходят уже после ухода штурмана со шхуны.
Так что это — дневник Ерминии Александровны Жданко, найденный кем-то потом во льдах и опубликованный с изменением фамилий? Или художественное произведение, кому-то во Франции навеянное изданным там переводом книги Альбанова? Или мистификация с переводом в самой России? Давайте допустим, что это на самом деле дневник участницы на самом деле существовавшей полярной экспедиции. Какие же там события происходили после ухода с судна штурмана? И как этот уход объясняет судовой врач, автор дневника?
Запись первая, от 14 апреля, в 8 часов вечера:
«Мы только что вернулись на шхуну, проводив Бострема, который хочет сделать попытку добраться вместе с семью товарищами до Земли Франца-Иосифа, или до Шпицбергена. (Здесь и далее курсив мой. — М. Ч.) Расставание было очень трогательное, и в этот торжественный момент были позабыты всякая неприязнь и соперничество. Не только у меня были слезы на глазах, но даже сам Торнквист, несмотря на все, что произошло, следил растроганным взглядом за исчезавшей вдали маленькой кучкой людей.