Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции

Чванов Михаил Андреевич

Летать в арктических странах хотя и тяжело, но вполне возможно, и авиация в будущем может оказать гидрографии большие услуги в следующих случаях: при рекогносцировке льдов, открытии новых земель, при нахождении и нанесении на карты подводных преград, препятствующих судоходству, С высоты хорошо видны все рифы, банки, отмели.

Фотографии сверху могут дать точные данные для исправления и дополнения карт.

Прошлые экспедиции, стремящиеся пройти Северный полюс, все неудачны, ибо плохо учитывались сила и энергия человека с тысячеверстным расстоянием, которое нужно преодолеть, — полное преград и самых тяжелых условий.

Авиация

как колоссально быстрый способ передвижения есть единственный способ для разрешения этой задачи».

Нагурский сам мечтает о полюсе.

— Основная база должна быть на Земле Франца-Иосифа, на острове Рудольфа, — с жаром доказывает он Михаилу Ефимовичу Жданко. — Помимо всего прочего, к нему легче пробиться кораблями. (Разве не символично, что именно отсюда в 1937 году стартовали самолеты, высадившие на полюс группу Папанина!) А потом можно и до Америки долететь.

— К сожалению, война, — покачал головой Михаил Ефимович Жданко. — Вот приказ о назначении вас во Второй Балтийский флотский экипаж.

Чуть позже морской министр Григорович докладывал царю:

«Военный летчик, поручик по Адмиралтейству Нагурский, участвовавший в экспедиции, снаряженной морским ведомством для поисков старшего лейтенанта Седова и его спутников, представил отчет о своих полетах, первых полетах на гидроаэроплане в высоких широтах Северного Ледовитого океана.

…Поручик Нагурский и предпринял 8 августа свой смелый полет на гидроаэроплане в Северном Ледовитом океане вдоль берега Новой Земли до мыса Литке.

Этот полет на высоте от 800 до 1000 метров продолжался 4 часа 20 минут, в течение которых сделано 420 верст.

После этого исторического полета 8 августа поручик Нагурский выполнил еще четыре полета, причем удалялся от берегов Новой Земли в открытый океан на расстояние 105 верст.

Все эти пять полетов, впервые совершенные в Северном Ледовитом океане русским морским офицером и при содействии русской промысловой шхуны, выяснили некоторые серьезные вопросы авиации и дали ценный материал для правильного решения задачи по части выбора системы аппарата, его снабжения и приспособления, а также по части того, чем и как должен быть снабжен сам летчик, который предпримет полеты в полярных странах, требующие особой предусмотрительности, большой выносливости и отваги…»

А Нагурский тем временем уже на фронте. В сравнительно короткое время за боевые заслуги он награжден тремя орденами. В сводках боевых действий авиации Балтийского флота чаще других упоминается его фамилия. В памяти летчиков еще жива мертвая петля Нестерова, но о ней по-прежнему больше говорят как об акробатическом трюке, который вряд ли кто повторит, тем более на самолетах других типов.

Но командир Пятого воздушного дивизиона лейтенант Нагурский считает иначе. В перерыве между боевыми вылетами он приказывает пилотам собраться на берегу гидроаэродрома и садится в самолет. И над изумленными однополчанами 17 сентября 1916 года впервые в мире делает мертвую петлю на гидросамолете.

Друзья бегут его поздравлять, но он останавливает их:

— Я только выполнил то, что давно доказано Нестеровым, и горжусь тем, что имел счастье лично знать этого замечательного летчика и чудесного человека.

Таким был первый в мире поднявшийся на самолете над Арктикой, первый из летчиков, дерзнувший оторваться от суши и уйти далеко в Полярный бассейн.

Вторым был известный советский летчик Борис Григорьевич Чухновский. Вот что он писал о

своем предшественнике:

«Полеты Нагурского — свидетельство большого мастерства и необычайной смелости. В наши дни, когда авиация достигла невиданных вершин техники, кажутся невероятными полеты над льдами Арктики, по существу на авиетке (самолет Нагурского весил 450 килограммов, мощность двигателя 70 лошадиных сил, скорость 90 километров в час), без знания метеообстановки на трассе, без радиосвязи, с ненадежным мотором, без наземного обслуживания и, что, пожалуй, самое существенное — без приборов слепого полета, отсутствие которых грозит любому самолету срывом в штопор или падением после вхождения в туман или облачность, то есть во всех случаях потери летчиком видимого горизонта».

Как сложилась дальнейшая судьба Яна Иосифовича Нагурского? В 1917 году он был сбит над Балтийским морем. Это подтверждает Большая Советская энциклопедия, где, правда, искажено имя летчика: «Нагурский Иван Иосифович (1883–1917)».

Но утверждение «не верь глазам своим», к счастью, иногда бывает справедливым. Писатель Юрий Мануилович Гальперин в 1956 году встретился с Яном Иосифовичем Нагурским в Варшаве (Ян Иосифович оказался на пять лет моложе, чем указывает энциклопедия), о чем рассказал в своей книге «Он был первым», вышедшей вскоре в Воениздате и уже давно ставшей библиографической редкостью. Оказывается, что тогда около сбитого самолета его, раненного, подобрала английская подводная лодка. После революции Нагурский решил съездить на родину — в Польшу, но тут началась гражданская война. Вернуться в Россию было невозможно. В различных анкетах и документах тогдашнего времени в графе «воинское звание» Нагурский неизменно писал: «нижний чин», иначе, как кадрового офицера бывшей русской армии, его непременно заставили бы воевать против Советской России…

По приглашению Главсевморпути в 1956 году Ян Иосифович Нагурский побывал в нашей стране, встречался с прославленными советскими летчиками, в том числе с Борисом Григорьевичем Чухновским. Лишь полтора года не дожил Ян Иосифович до своего девяностолетия: он умер скоропостижно летом 1976 года и похоронен в Варшаве. Мемориальная надпись на граните надгробия обращена к самолету, открывшему эру освоения Арктики: «Верные крылья твои — моя всемирная слава…»

Я смотрю на карту Северного Ледовитого океана и думаю о несостоявшейся встрече Альбанова и Нагурского. О чем бы они говорили?

Их встреча так и не состоялась, хотя и сегодня они совсем рядом на острове Гукера Земли Франца-Иосифа один из мысов носит имя Альбанова, а на острове Александры именем Нагурского назван поселок полярной станции. Впрочем, рядом и мыс Ерминии Александровны Жданко, и мыс Конрада, и ледовый купол Брусилова. Все они там — некогда ушедшие со «Св. Анны» на теплую землю, со временем снова вернулись в страну белого безмолвия, чтобы разделить с товарищами по славным подвигам и несчастью вечность и память потомков.

Потом я смотрю в окно: прошел дождь, полдень, под желтыми кленами, вороша палые листья, задумчиво бредет мальчишка с ранцем за спиной. Кем он станет? И я снова думаю о Валериане Ивановиче Альбанове, душа которого для меня по-прежнему остается загадкой. Если кто-нибудь из вас знает о нем, о его спутниках по ледовому пути, о его близких больше, чем я, отзовитесь, пожалуйста! Я буду вам очень благодарен!

Если кто-нибудь что-нибудь знает…