Загадка Либастьяна, или происки богов
Шрифт:
— Что? — зная, браниться без повода, а тем более прерывать поцелуй, Элия никогда не станет, спросил насторожившийся Нрэн.
— Ты будешь смеяться, дорогой, — вылезая из кровати и накидывая на обнаженное тело короткий халатик, сказала богиня, — но в Хранилище опять колдовали.
Принцесса еще не успела закончить фразы, а Нрэн уже был на ногах с верным мечом в руке и оглядывался в поисках собственных брюк. Пока богиня застегивала единственную пуговичку на своем ночном одеянии, мужчина успел надеть штаны, домашние короткие сапоги, пристегнуть перевязь и спросить:
— Знаешь, кто?
— Нет,
— Пошли. Проверим, — приказал Нрэн.
Бог окинул ревниво-неодобрительным взглядом темно-серый отделанный кружевом по вороту и рукавам халатик чаровницы, скрепленный под грудью массивной агатовой пуговицей, но промолчал. Разговоры с Элией о скромности в одежде легко могли перерасти в грандиозный скандал, а грандиозный скандал, как Нрэн уже успел убедиться, чреват накрепко запертыми дверями спальни богини, столь же неумолимой, сколь и прекрасной.
Больше всего на свете великому воителю хотелось бы, чтобы Элия принадлежала только ему, но постоянство противоречило истиной сути Богини Любви. Сама мысль о том, что она может принадлежать одному единственному мужчине, была для Элии столь же нелепой, как для этого мужчины диким было бы повесить меч на стену, как украшение, и заняться разведением цветов или вышиванием.
Нрэн все понимал, понимал, что принцесса обожает провоцировать мужчин своими одеяниями, улыбкой, намеком из пары брошенных слов, понимал и ревновал поистине неистово, но, смиряя свой бешеный нрав, терпел выкрутасы любимой, терпел, потому что боялся потерять ее навсегда. Ей он прощал все, а вот жертвам сокрушительного обаяния Элии, не совладавшим с собой в присутствии ревнивого бога, позднее предстояло испытать на себе нечто менее приятное, но не менее сокрушительное.
Собравшись, боги вторично за последние ночи телепортировались к Хранилищу. Ночная смена стражи вытянулась перед Нрэном, всем своим видом являя крайнее рвение в службе. На Элию мужчины предусмотрительно старались даже не смотреть. Но за маской внешней доблести служак и принцесса и Нрэн уловили состояние, близкое к панике.
— Доложить обстановку, — потребовал воитель.
Самый лопоухий из четырех мужчин сделал шаг вперед и, щелкнув каблуками сапог, решительно отчеканил:
— Точно известно, что в Хранилище находится граф Рэт Грей, прибывший для сдачи взятого во временное пользование оружия.
— А не точно? — рыкнул Нрэн, сверкнув янтарными глазами.
— Граф Грей предположил, что кем-то, вероятно, членом королевской семьи, был усыплен наш наряд и открыта дверь в Хранилище. Просил дать пять минут на проверку, зашел внутрь три минуты назад, — раскололся несчастный ушан, чувствуя, что над его головой собирается грозовая туча, и мысленно прощаясь с надеждами на карьеру.
— Членом королевской семьи? — переспросила Элия, постукивая пальчиком по подбородку.
— Кто ж еще, не выломав дверей, внутрь пройти сумеет? —
— Я могла бы назвать несколько кандидатур, — без улыбки покачала головой принцесса, — но лучше пойдем проверим. Кузен?
Нрэн и Элия прошли в по-прежнему приоткрытую дверь, и Хранилище встретило их безлюдьем и тишиной. Ни Рэта Грея, ни кого другого внутри не было, это боги почувствовали сразу. Принц целенаправленно прошел к столику со злополучной шкатулкой, в который уж раз вытащенной из доспехов, и, втянув носом воздух, процедил сквозь зубы:
— Лиенский.
— Карты на месте? — встревожилась Элия, тоже ощутившая недавнее присутствие неугомонного герцога.
Пусть принцесса обладала несколько менее тонким нюхом, чем обостренное чутье воина, но отпечаток Элегора был свежим и четким. Понятие запаха для богов было довольно специфичным, включавшим в себя даже не только и не столько физические составляющие, но и ощущение следа личной силы, считываемое богами, как характерная, ни на что не похожая смесь ароматов. Для человека или животного запах герцога раскладывался на толику духов 'Ветер', каплю вина, бумажную пыль и чернила, кожу сапог, металл клинков и так далее, для богов все эти наносные запахи были второстепенными, герцог 'пах' грозой, свежим ветром, дымом костра и хвоей — характернейший запах вечного авантюриста-странника и сорвиголовы. К явственному следу Элегора примешивался и 'аромат' Рэта Грея, благоухающего на физическом уровне застарелым потом и грязью, а в более глубоком слое толикой любимого шоколада, сухой осенней листвой и ледяной родниковой водой с льдинками, похрустывающими на зубах.
Нрэн откинул крышку и, просмотрев содержимое шкатулки, молча кивнул. Захлопнув крышку, мужчина снова убрал шкатулку в тайник и спросил у кузины:
— Что будем делать?
— Попробую их поискать, — констатировала Элия, принимаясь за заклинание из Силы Звездного Тоннеля, чтобы ненароком не разбудить своими чарами отца.
Запустив заклинание, богиня подождала несколько минут и задумчиво покачала головой:
— Странно.
— Что? — выдержав паузу, но, так и не услыхав продолжения, подтолкнул принцессу к ответу Нрэн.
— Связь, конечно, заблокирована, герцог не дал бы нам шанса его зацепить, а с Рэта стандартный защитный покров еще не снимали, но я даже примерное местонахождение определить не могу, — неохотно признала поражение Элия. — Такое впечатление, что и Элегор и Грей скачут по мирам, как обожравшиеся забродивших ягод диноли. Направление меняется ежесекундно. Или герцог новую защиту от обнаружения изобрел, чтобы настройку поиска сбивать, или я разучилась колдовать? Что ж, вернется, поговорим по душам.
— Другим путем их искать будем? — уточнил воитель, оглядывая Хранилище хозяйским взглядом и проверяя, все ли на своих местах: не свалил ли чего и не позаимствовал ли тут проклятый Лиенский. Педант Нрэн терпеть не мог Элегора, он раздражал его как всякий непредсказуемый объект, вносящий хаос в отлаженную систему, разрушающий или искажающий все, к чему ему удается прикоснуться. Но на сей раз герцог ничего, кроме шкатулки, не тронул, скорее всего, как решил воитель, только потому, что не успел.