Загадка невидимого гостя
Шрифт:
— Этим, так сказать, — тут он заглянул в текст Гриппова, — «инвариантом имманентного структурализма, который находится в процессе скачка к постструктурализму».
И дедушка Каменев сардонически расхохотался.
У Рогалевой-Кривицкой был такой вид, будто её контузило. Но Лев Львович, не снизойдя до её состояния, с каким-то садистским упорством продолжил:
— «Квазинабоков»! Ха! «Квазиборхес»! Ха! «Квазиметалитературные рассказы»! Хи-хи-хи! Это все чушь собачья, любезнейшая Екатерина Дмитриевна! И не имеет никакого отношения к великой литературе! Надеюсь, вы теперь
Муму молча слушал. Однако это был тот случай, когда он гордился собственным дедом.
— Екатерина Дмитриевна, я, между прочим, вас спрашиваю, — не унимался дедушка Каменев. — Вы согласны со мной или нет?
— Да, да, пожалуй, — пролепетала совершенно сбитая с толку директриса «Пирамиды».
— В таком случае, немедленно принимайте меры!
И, картинно швырнув на директорский стол распадающийся томик Гриппова, дедушка схватил за руку внука:
— Пошли, Герасим! Всего вам наилучшего, Екатерина Дмитриевна!
Совершенно ошеломленные спектаклем, который только что разыгрался на их глазах, Иван, Павел, Марго и Варвара выбрались из кустов и поспешили туда, откуда вот-вот должен был появиться Герасим. Однако на пути ко входу в школьное здание они столкнулись с угрюмо бредущим по двору Сеней.
— Ну как? — хором поинтересовались его четверо друзей.
— Полный абзац, — констатировал Баскаков. — Конфисковали. Тут такое было, — вдруг оживился он. — Она в предка выстрелила.
— Видели, — прыснула Варя.
— Видели? — вытаращился на неё Баскаков.
— В окно, — пояснил Павел.
— Все видели? — поинтересовался Сеня.
— Все, — кивнули остальные.
— Не забывается такое никогда, — пропела Варя.
— Это точно, — захохотал Сеня. — Мне бы тоже очень понравилось, — тут он снова погрустнел, — если бы мой предок не отобрал пистолет. Теперь не отдаст.
— Да ладно тебе! — хлопнул его по плечу Луна. — Другой купишь. Ты же у нас парень богатый.
— Ага, богатый, — кисло отреагировал Сеня. — Это предок мой богатый. А меня в черном теле держит. У него это… такие принципы. В общем, воспитывает.
— Так он у тебя, выходит, как Песталоцци? — широко раскрыла глаза Марго.
— Почему без колодца? — не понял Сеня. — И вообще, на кой фиг нам колодец? У нас на даче артезианская скважина.
— Э-эх, — протянул Луна. — Темный ты человек, Баскаков. Запоминай, пока я жив. Песталоцци Иоганн Генрих. Жил во второй половине восемнадцатого и в начале девятнадцатого века. Швейцарский педагог-демократ.
— А-а, — кивнул коротко стриженной головой Баскаков. — Тогда это мой предок и есть. Он мне вечно твердит: «Ты должен знать цену деньгам». У него, мол, в мои годы предки были бедные, денег ему не давали, вот всего сам и добился. И считает, что я тоже всего должен добиваться самостоятельно. А у кого же мне денег, интересно, взять, кроме предка?
— Тяжело тебе, Сеня, — посочувствовала ему Варвара.
— А то! — прорвало Баскакова. — У предка даже на самые необходимые вещи, вроде кино и мороженого, денег не выпросишь. А после сегодняшнего он ещё ко мне применит воспитательные санкции. Так что, — вздохнул Баскаков, — в ближайшее время мне
— На фига же ты отцу сказал? — искренне изумился Иван. — Пришел бы к директору с матерью.
— Если бы, — ещё сильней опечалился сын олигарха. — Мать в Швейцарии. Поправляет здоровье. А мы сейчас одни с отцом. Кстати, он на осенние каникулы и меня в Швейцарию отправляет.
— Тоже лечиться? — Варя смерила пристальным взглядом широкоплечего, пышущего здоровьем Баскакова.
— Нет, — покачал головою тот. — Для культурного развития. А чего я в этой Швейцарии не видал? Лучше бы он мне эти деньги натурой выделил.
— Мечтай, мечтай, — откликнулась Варя.
— А что мне ещё остается? — Сеню все сильнее охватывала тоска. — Моя жизнь — сплошные мечты.
Дверь школы широко распахнулась.
— Явление третье, — провозгласила Варя. — Дедушка и внучек.
Лев-в-квадрате вышел первым. Огненно-рыжая его борода победоносно развевалась на осеннем ветру. Следом показался долговязый тощий Муму. Вид у него тоже был довольный. Завидев друзей, он было направился к ним, но дед строго окликнул:
— Ку-да?
— К ребятам, — коротко бросил Герасим.
— А вы что тут делаете? — строго воззрился на Команду отчаянных и Сеню дедушка Каменев. — Почему не на уроках?
— Учительница больна, — с ангельски честным видом соврала Варвара.
— Бывает, — поверил дедушка Каменев. И, нахмурившись, проворчал: — Что за учебное заведение? Учителя стреляют, болеют, программа забита черт знает чем. А беспризорные дети болтаются во дворе. Надо Герасима отсюда забирать.
— Не надо, — упрямо выпятил подбородок Муму.
— Это не тебе решать, — отрезал Лев-в-квадрате.
— Но, дедушка, — взмолился Муму, — учиться-то мне.
— Молчать! — рыкнул Лев-в-квадрате. — Я лучше знаю, где и как тебе учиться!
Из школы послышался звонок. Варя, воспользовавшись этим, скороговоркой произнесла:
— Ой, Лев Львович, простите, пожалуйста! Мы побежали. У нас очень строгий физик.
И, не дожидаясь ответной реакции дедушки Каменева, вся компания поспешила в вестибюль. Возле раздевалки они столкнулись с Тарасом Бульбой.
— Это что ещё за явление? — подергал он себя за казацкий ус. — Почему не на занятиях?
— Были у Рогалевой-Кривицкой, — с трагическим видом объявил Герасим.
— По поводу пистолета, — подхватила Варя.
— Понятно, — немного смутился Афанасий Иванович. — Ну, я пошел. — И он двинулся по коридору.
Ребята пошли в раздевалку.
Как следует поговорить о деле, которое их сейчас занимало, пятеро друзей смогли лишь на большой перемене. Сперва у них была физика, на которой не только что разговаривать, но даже обмениваться записками было опасно. Физик Виктор Антонович карал любого, кто осмеливался на его уроках отвлекаться. А на первых двух переменах от них не отставал Сенька Баскаков. Его будто прорвало, и он продолжал жаловаться на тяжкую жизнь потомка олигарха. Муму, слушая его, как-то даже приободрился. Он понял, что придирки Льва-в-квадрате просто детский лепет на лужайке в сравнении с участью Баскакова-младшего.