Загадка Серебряного Змея

Джонс Лина

Я кивнула:

– Теперь мы хотя бы знаем, в кого она такая.

– У меня от него мурашки по коже.

– У меня тоже.

Учительница откашлялась и что-то пролепетала.

– Что-что, миссис Шелли? – переспросил кто-то из мальчишек.

– Ни слова не слышу, – подхватил второй. – А вы?

Лиам придвинулся ко мне.

– Она сказала, пора переходить в следующий зал.

– Откуда ты знаешь?

– Учусь читать по губам. Подумал, может пригодиться.

Лорд Рэтбоун ещё раз хлопнул в ладоши и прокричал:

– Тишина!

Лицо его приобрело

впечатляющий тёмно-багровый оттенок, к которому мне захотелось присмотреться повнимательнее. Думаю, по шестнадцатеричному коду, используемому для определения цветов в компьютерах, это был оттенок номер 9А0000 – но так, с ходу, не приближаясь к Рэтбоуну ближе, чем позволяет вежливость, сказать было трудно.

– Я не потерплю такой наглости! – воскликнул он. – А ну внимательно слушайте учительницу!

Все умолкли, и он кивнул миссис Шелли.

Та покраснела.

– Э-э-э… ну да, благодарю вас, лорд Рэтбоун. А теперь все, пожалуйста, слушайте внимательно. Мы перейдём в следующий зал, и я бы хотела, чтобы вы нашли там картину, которую мы изучали в классе, «Спальня в Арле» – это, разумеется, одно из любимых полотен самого Ван Гога. Помните, что мы обсуждали – уплощённая перспектива и отсутствие теней. Попытайтесь сравнить этот стиль с японскими гравюрами, которые мы видели и которыми художник вдохновлялся. Решите, удалось ли ему, по-вашему, воспроизвести их стилистику. И не забывайте делать записи для обсуждения в классе на следующем занятии.

Мы все покорно поплелись к следующей части выставки. Брианна, Лиам и я шли вместе. Брианна спросила:

– Что там она сказала? Что-то про японские гробницы?

Лиам засмеялся:

– Ты что, не помнишь гравюры, которые мы рассматривали, чтобы понять, как Ван Гог пытался добиться в своих работах сходного эффекта?

Она покачала головой:

– Я на рисовании совсем не слушаю. Ну то есть мне нравится разглядывать картинки и всё такое, но миссис Шелли такая нудная, что я всегда отключаюсь.

– Ты знаешь, что она на самом деле леди? – спросила я.

– Ну, за мужчину я её не принимала.

– Агата имела в виду «её светлость», – пояснил Лиам.

– Серьёзно?! Она же и вполовину не такая высокомерная, как Рэтбоуны.

Лиам засмеялся:

– На свете не найдётся человека, хотя бы вполовину такого же высокомерного, как Рэтбоуны.

– Тсс, – предостерегла я их.

Сара и её папочка шагали мимо нас, точно часовые в карауле.

Подобраться поближе к «Спальне в Арле» нам не удалось, и мы, остановившись в задних рядах, продолжили болтать. Но через шесть-семь минут мне наскучило любоваться чужими затылками.

– Пойду ещё раз взгляну на «Подсолнухи», – сказала я друзьям. – Никак не пойму, что там делает эта буква «В». Прикроете меня?

– И как, по-твоему, мы это сделаем? – поинтересовалась Брианна.

– Скажете, я пошла в туалет, – предложила я и, удостоверившись, что Рэтбоуны снова беседуют с учительницей, скользнула обратно в опустевший зал. Ну, не совсем опустевший: перед «Подсолнухами» стоял какой-то совсем молодой парень, почти мальчик. При

моём приближении он обернулся.

– Люблю эту картину, – сказал он так запросто, точно мы были старыми друзьями.

– М-м-м, я тоже.

– Всегда иду к «Подсолнухам», как оказываюсь в галерее.

– Э… и я. – Надо, пожалуй, придумать ещё какой-нибудь вариант ответа. – Одна из моих любимых картин, – прибавила я, внимательно разглядывая незнакомца

Осознав вдруг, что он смотрит на меня и улыбается, я почувствовала, как краснею.

– Так ты тоже фанат Ван Гога? – спросила я, меняя тему.

– Фанат искусства в целом. Много лет его изучаю. Ты знаешь, что были две серии подсолнухов, написанных Винсентом для его друга, тоже художника, Поля Гогена? Он собирался повесить их на стенах комнаты Гогена в Жёлтом доме в Арле.

Собственно говоря, я это знала, но не успела ответить, как мой новый знакомый перешёл к следующей картине – «Пшеничное поле с кипарисами».

– Погляди только на это импасто! – воскликнул он.

Я знала, что это означает несколько слоёв краски, наложенных друг на друга, чтобы создать текстуру, так что могла хотя бы кивнуть. Говорят, Ван Гог был одним из первых художников, работавших в этой технике.

– Так и чувствуешь движение деревьев и облаков, правда?

– Ага! – согласилась я, радуясь, что нашла хоть кого-то, кто разделяет мою любовь к Ван Гогу. Никогда ещё не встречала человека, знающего, что такое импасто. – Мне всегда приходится прятать руки за спину, чтобы не потрогать картину. Такое искушение.

Он огляделся по сторонам и протянул руку:

– А может, стоит?

– Нет! – вскрикнула я.

Он засмеялся:

– Я бы и не стал. После стольких лет краска могла стать слишком хрупкой – не хочу прославиться как варвар, погубивший шедевр Ван Гога. Кстати, я Артур.

– Как друг Эркюля Пуаро, – выпалила я, не удержавшись.

Он улыбнулся и поклонился:

– Капитан Артур Гастингс к вашим услугам.

– Ты читал?! – взволнованно спросила я.

– Читал ли? Да я всю жизнь построил на основе системы верований Эркюля Пуаро. Люблю прикидываться, что родители назвали меня в честь его друга, но на самом деле – в честь какого-то нудного прадедушки.

– В моём случае всё намного круче, – улыбнулась я. – Меня назвали в честь одной известной писательницы. Я Агата. – Мы немного поулыбались друг другу, а потом я наконец спросила: – Ты тут работаешь?

– Хотелось бы! Но нет. Нет, я просто прохожу практику в типографии тут рядом. Прихожу сюда во время перерыва на ланч – или когда на работе затишье и делать нечего. Мне пока не разрешают управлять механизмами, поэтому, когда они там сильно заняты, мне важно не путаться у них под ногами. – Он покачал головой, глядя на «Пшеничное поле с кипарисами». – Ну полюбуйся, какое мастерство. Потрясающе!