Загадка Скалистого плато
Шрифт:
Вермишев оперся лицом на раскрытые ладони, долго молчал. Туриев не решался нарушить молчание. Он понимал, что виноват… Не то слово… Подвел следствие, но кто мог подумать? Не надо было разрешать Васину выезжать в командировку. Здесь и Вермишев совершил оплошность…
…Дроздова неторопливо листала тетради Алексея Зубрицкого и с каждой минутой в ее душу закрадывался… страх! Почерк! Вспомнилось. Игорь Иванович, писавший отчет, на восхищенное замечание Дроздовой об его почерке рассмеялся и сказал:
— Выйду на пенсию, — пойду вольнонаемным
— Схемы, стратиграфические колонки, кристаллические решетки минералов… За все годы работы она знала только одного человека, который мог бы так чертить, — Васин Игорь Иванович!
Лена лихорадочно листала тетради, пытаясь найти хоть что-нибудь, способное лишить ее уверенности, но нет! Наоборот!
Игорь Иванович имеет привычку на полях рукописи, в пикетажке рисовать, почти схематично, динозавриков.
— Симпатичные были ребята, — приговаривал он.
И вот на пятьдесят второй странице — динозаврик! Дроздовой вдруг стало жутко. Раскаленные обручи сжали голову, вызвав нестерпимую боль. Елена Владимировна откинулась к спинке старенького дивана, закрыла глаза. Господи, что же это? Такая разительная похожесть почерка. Васин — не Васин? Васин — Алексей Зубрицкий? Какая чепуха! Воевал под чужой фамилией, совершал подвиги, работал — и скрывал от всех, даже от своей любимой тети, что он жив-здоров? Нет, нет, это просто совпадение. Ведь сказал же Савелий Николаевич, что на свете немало двойников. И почерки могут быть похожими. Но в то же время она читала: не может быть одинаковых отпечатков пальцев и не может быть одинаковых почерков. Но как тогда понимать его приезд на Кавказ? Он надеялся, что прошло много лет, лицо его изменилось, его не узнают? Ладно, пусть так, но знать, что в твою честь поставлен обелиск, что тебя считают погибшим, что к обелиску кладут цветы… Какой ужас! И с ним отец делился своими планами, видел в нем восходящую звезду геологии, хотя Алексей Зубрицкий окончил только техникум.
Почему «только». Кроме образования, человек должен иметь способности и любовь к избранному делу. Что делать, что делать? Пойти к Полине Мироновне? Ни в коем случае! А если она знает, что ее племянник живет под чужой фамилией. Это исключено. Не отдала бы тетрадей и фотографию отца Алексея? Лена принялась рассматривать снимок. Красивый, статный мужчина. Похож ли на Васина? Нет, на фотографии совершенно не похож.
Скорее домой! Скорее! Эти тетради немедленно надо отдать Борису. Туриев разберется.
В далеком детстве, бывало, ей снилось, как за нею гонится страшное чудище, почти настигает ее, вот-вот коснется мохнатыми, мерзкими лапами. Девочка просыпалась от собственного крика, вся в поту, бежала к матери, чтобы найти защиту. Мама успокаивала, говорила: «Меньше читай на ночь страшных сказок, лучше гуляй перед сном».
Сейчас ее догнала страшная действительность и коснулась жутким крылом предательства человека, с
…Евгения Дорофеевна придирчиво оглядела так быстро вернувшуюся Дроздову.
— Почему одна?
— Ты была в Москве?
— Где Борис? Он в городе? — тоже нервно спросила Лена, не отвечая на вопросы.
— Сговорились вы, что ли! Не приходил Борис, не знаю ничего.
Дроздову обидели слова Евгении Дорофеевны. Елена положила сумку на телефонный столик, взяла ее за руку.
— Я вылетела в Заволжск по своим делам, но получилось так, что привезла материалы, которые относятся к расследуемому Борисом делу. Они — в сумке.
— Почему обманула? — она спросила строгим голосом, совсем как учительница у нашкодившего ученика.
Елена улыбнулась, не ответила.
— Смешно? — ворчливо продолжила Евгения Дорофеевна. Ты меня обманула, я — его.
— Он простит меня, когда познакомится с материалами.
— Следователем заделалась? Ну да, с кем поведешься…
— Голова у меня разболелась, — Дроздова провела ладонью по лбу, — столько волнений, такое не по мне.
— А ты приляг, — засуетилась Евгения Дорофеевна, — или сядь в мое кресло у камина.
— Отдыхать некогда, надо позвонить Вермишеву…
Но сперва она набрала номер Туриева, трубку не взяли.
Дмитрий Лукич произнес привычное:
— Вермишев слушает.
Елена, торопясь и сбиваясь, поведала ему о тетрадях Зубрицкого. Дмитрий Лукич сказал, что сию же минуту выезжает к Туриевым.
В прихожей он долго тряс руку Евгении Дорофеевны, извинялся, что никак не смог выбрать время, чтобы приехать просто так, в гости: «работа, работа».
— Едем со мной, — наконец, обратился он к Дроздовой.
— У нее голова болит, с дороги она, — вступилась Евгения Дорофеевна.
— Мы не надолго. Туриев подъедет минут через пятнадцать, в моем присутствии Елене Владимировне будет легче объясниться с Борисом, я правильно говорю?
— Дроздова тоже хочет работать следователем, — Евгения Дорофеевна всплеснула руками.
…Борис, увидев Дроздову в кабинете, резко остановился у двери, словно его толкнули в грудь. Елена Владимировна подошла и, не стесняясь Вермишева, на миг прильнув к нему, прошептала:
— Сейчас все поймешь…
Дмитрий Лукич молча положил тетради Зубрицкого на стол, попросил Туриева познакомиться с ними. Борис листал, читая подчеркнутое. Не долистав до конца, пробормотал:
— Если мне не изменяет память, — это учебник профессора Лосева. Он его написал в тридцать четвертом году, будучи двадцати двух лет.
— Ты не ошибся. Посмотри на последнюю страницу.
«Сей учебник переписан слово в слово со всеми графическими материалами студентом Алексеем Зубрицким. Закончен труд, завещанный наукой геологией», — прочитал вслух Борис. — Ну и что? Откуда это?