Загадка старого клоуна (с илл.)
Шрифт:
Сурен морщился так, будто ел зелёное яблоко. Он молчал, только время от времени взмахивал рукой.
Мы с сочувствием поглядывали на него – всё ещё ничего не могли придумать.
– Хо-хо! – басовито звучало из комнаты, которая наполнилась шумом, смехом, голосами и сразу стала тесной. Монтажники в касках, в брезентовых робах с широкими поясами, на которых звенели предохранительные цепи, хватали бутерброды, пили, запрокинув голову, кефир, хрустели яблоками.
– А где
– А ну показывайте!
– Где кинозвезда?
– Давайте его сюда!
Сурен втянул голову в плечи и замер.
В балконной двери появились те два монтажника, которые только что монтировали панель (я уже понял: тот, что пониже, – это отец Сурена, а повыше – его друг, бригадир Бондаренко). Несколько секунд – и Сурен, и все мы уже в комнате.
– Внимание! Внимание! – забасил Бондаренко. – Творческая встреча юного киноактера Сурена Григоряна с бригадами штукатуров и монтажников, в которых работают его родители, объявляется открытой.
Все весело зааплодировали. И тогда наступила тишина. Сурен стоял посреди комнаты, красный и растерянный. Мы, не вызывая ни у кого интереса, толпились у двери.
– Ну, Суренчик, ну не стесняйся, ну расскажи о съёмках, – мягко упрашивала мама.
– Ну! Сурен-джян! – папа умоляюще наклонил голову.
– Ну ты же так интересно нам дома рассказывал, – наклонился к нему Бондаренко. – Не стесняйся, чего ты! Здесь же все свои. Ну!
Но Сурен молчал. Только всё ниже наклонял голову.
Как я его понимал! Как мне это было знакомо!
У меня тоже такое было. На уроке. В пятом классе. Когда неожиданно, как раз когда мне надо было отвечать, на урок пришёл инспектор районо… Я всё знал. Но я не мог вымолвить ни слова. Я стоял, как пень, и молчал, и ничего не мог с собой поделать…
Даже папа с мамой иногда не понимают самых простых вещей.
Туся посмотрела на меня с такой мольбой, что у меня вдруг заныло сердце. «Ну сделай, сделай что-нибудь!» – умолял её взгляд.
Почему-то она смотрела только на меня. Не на Игоря, не на кого-то другого, только на меня.
«Что же сделать? Что придумать? Что»? – мысли лихорадочно прыгали у меня в голове.
И тут в моём воображении неожиданно всплыла Гафийка Остапчук.
И меня осенило…
– О-о-о! – изо всех сил закричал я, ухватившись за ухо.
Все сразу обернулись ко мне.
– Что? Что такое?
– О-о-о-о!.. – вопил я, держась за ухо и мотая головой.
– Ну ты что? Что с тобой? – первая бросилась ко мне мама Сурена.
– О-о-о!.. – не отвечая, голосил я.
Все обступили меня.
– Да что ты? Что с тобой, мальчик? Что у тебя болит? Ухо? Что та кое?
Но я не
Надо было тянуть время.
Я только мотал головой, ухватившись за ухо. И то вопил во весь голос, то переходил на тихое хныканье и подавал сигналы, как спутник:
– Пи-пи-пи-пи-пи!..
Наконец, когда держать паузу было бы уже неразумно, я выпалил:
– О-о-о!.. Что-то в ухо залетело! О-о-о!.. Пи-пи-пи-пи!.. О-о-о!..
И вдруг, повернувшись к Монькину, указал на него пальцем:
– Это он! Он что-то в меня бросил! О-о-о!..
Мстительное всё-таки существо – человек!
Монькин, оторопев, разинул рот…
И тут молниеносно среагировал Игорь Дмитруха.
Чтобы Монькин не успел ничего сказать, Игорь размахнулся, будто хотел ударить его портфелем по голове.
– Ой! – вскрикнул Монькин.
– Да что же ты сделал? Видишь, как человек страдает! – с благородным гневом воскликнул Дмитруха. Вышло всё очень натурально.
И тут ко мне бросился Сурен.
– Его надо к врачу! Немедленно! Немедленно! Идём! Быстрее! – и стал тянуть меня к лестнице. И этим испортил всю натуральность.
Почувствовав фальшь, я растерянно смолк.
Воцарилась тишина. Взрослые, переглядываясь, едва заметно улыбались.
– Ну как?.. – вдруг наклонилась ко мне жена Бондаренко. – Может, вылетело?
Деваться было некуда.
– О!.. Вылетело!.. – улыбнулся я с радостным удивлением, как будто действительно почувствовал облегчение. Все засмеялись.
Но дело было сделано.
– Ну ладно, бегите, – махнула нам рукой жена Бондаренко.
А сам Бондаренко пробасил:
– Творческую встречу юного киноактера со строителями на этом объявляю закрытой!
Все опять засмеялись.
Когда мы ушли со строительной площадки, Сурен воскликнул:
– Ну Степанян!.. Ну!..
Я скромно опустил глаза:
– Да при чём здесь я? Это же он мне в самом деле… – я кивнул на Монькина.
– Да ну?! – Сурен недоверчиво обвёл всех взглядом.
– Точно! – сказал я.
Дмитруха молча отвернулся.
Надо же было как-то компенсировать Монькину это замахивание портфелем. Чуть не пострадал парень ни за что, ни про что.
– Ну, Монькин!.. Ну, молоток! – хлопнул его по плечу Сурен.
Монькин только улыбнулся – он не стал отрицать.
А моей наградой был долгий благодарный взгляд Туси Мороз.
В метро к Сурену пришло позднее раскаяние:
– У-у-у!.. Болван я, болван! – бил он себя кулаком по голове. – Ну почему, почему я им не рассказал о съёмках? Почему? Они так просили, а я… у-у-у, слабак!