Загадка Старого Леса

Буццати Дино

И вот он спасся. Мальчики уставились на него, онемев от страха. Бенвенуто натужно улыбнулся.

— Я забыл шапку! — воскликнул он глухим, сдавленным голосом. Развернулся, двинулся обратно к хижине, проделав все это так невозмутимо, хладнокровно и спокойно, что и не описать; прошел сквозь стену дыма, а через несколько секунд появился снова, с шапкой на голове, и, закашлявшись, в третий раз пересек полосу огня.

— Ну давай же, поторапливайся! Живее! — кричали ему товарищи. — Ты что, умереть хочешь в этом пожаре?

— Поспеши, поспеши, — отозвался

Бенвенуто (было заметно, что он едва сдерживает слезы). — А к чему спешка-то? Меня что, кто-нибудь ждет?

Можно почитать за чудо, что он не пострадал. Мальчики, которые стояли под елями у края поляны, невольно отшатнулись, когда Бенвенуто проходил мимо. Все (даже Берто) дышали тяжело и прерывисто, глядя на него широко распахнутыми, блестящими глазами.

Все так же медленно, еле передвигая ноги, Бенвенуто вошел в лес и зашагал к дому Проколо, где он жил на каникулах. Его провожал только Маттео — ветер метался среди ветвей, не зная толком, что сказать.

Пройдя метров двести (приятели остались далеко и не могли его услышать), Бенвенуто остановился, прислонился к дереву и закашлялся. Дым проник ему глубоко в легкие. Кашлять было больно, и плечи Бенвенуто вздрагивали. Маттео кружил над ним и по-прежнему не знал, что сказать.

Глава XXXII

Наверное, Бенвенуто наглотался дыма во время пожара, а может, еще что случилось, — как бы то ни было, он заболел. Проколо вызвал врача, который, прослушав Бенвенуто, обнаружил что-то неладное в легких, заключил, что мальчик серьезно болен, и выписал лекарство. После обеда он пришел снова, чтобы сделать укол с жаропонижающим.

Вечером зарядил дождь. Полковник проводил врача до порога. День угасал. Из леса подкрадывались сумерки, льнули к дому, сжимая его в плотное темное кольцо. Выйдя на лужайку, врач настороженно осмотрелся вокруг.

— Влажное тут место, — заметил он, покачав головой.

— Да, — согласился Проколо. — Здесь и правда слегка влажно. Как мальчик?

Врач уже сел за руль.

— Мальчик, — ответил он задумчиво, — мальчик, хм… будем надеяться на лучшее.

Машина покатила к долине, освещая дорогу фарами. Лицо полковника, неподвижно стоявшего на крыльце, трудно было разглядеть в темноте.

В десять часов Бенвенуто, измученный жаром, задремал. Ветторе обернул лампу голубой бумагой, чтобы приглушить яркий свет. В доме ни шороха, и лишь снаружи доносился несмолкающий рокот, смутный и далекий, — глубокое, мощное дыхание леса. Но вот в комнате Бенвенуто послышалось шуршанье, будто кто-то скребся в углу под потолком, прямо над кроватью мальчика. Бенвенуто пригляделся, однако не увидел ничего, кроме четырех деревянных балок, на которых держались перекрытия.

— Это мышь, — сказал сидевший в углу Ветторе.

— Позови дядю на минутку, — слабым голосом попросил Бенвенуто.

Ветторе пошел за полковником.

— Постарайся уснуть, если хочешь, чтобы температура спала, — посоветовал Проколо с порога комнаты.

— Дядя, там мышь скребется, прислушайся, — пробормотал

Бенвенуто, — она не дает мне заснуть.

Полковник напряг слух, но ничего не услышал. Мышь затаилась.

— Все тихо, — сказал Проколо, — тут нет мышей. У тебя жар, вот и чудится невесть что. А потому лучше спи.

Полковник вышел, бесшумно затворив за собой дверь. Мышь снова начала скрестись, она что-то грызла.

— Дядя! — крикнул Бенвенуто, собрав последние силы. — Дядя, погоди, вернись на минутку!

Но полковник не отозвался.

Потом мальчик провалился в тяжелый сон, и Ветторе пошел к себе. Полковник, однако, не смыкал глаз, сидя в кабинете.

Незадолго до полуночи он услышал крик сороки-часового, что было странно в такой поздний час. Пять минут спустя постучались в дверь: тук-тук-тук.

Полковник спустился, прихватив электрический фонарь; мгновение он колебался, стоя перед входной дверью и крепко сжимая ручку. Затем все-таки решил открыть.

Это пришли пятеро кошмаров. У первого была голова точно из студня, огромная, бесформенная и дрожащая, которая колыхалась, расплываясь в уродливых гримасах. У второго была телячья голова с содранной шкурой, как в лавке мясника. Лицо третьего кошмара напоминало человеческое, но все исполосовано шрамами и с выражением явного слабоумия. У оставшихся двоих вообще не было голов, они парили в воздухе и каждый миг меняли очертания. Полковник хотел захлопнуть дверь, однако посетители успели прошмыгнуть внутрь и двинулись к лестнице.

— Что вам здесь нужно? Кто вы? — сухо спросил Проколо, ничуть не испугавшись.

— Тсс… — прошептал первый кошмар, тот, что со студенистой головой, и приложил палец, а точнее, странное его подобие к губам, требуя тишины. — Мы кошмары, идем к больному мальчику.

Полковник, похоже, не удивился и, светя фонарем, поднялся к комнате Бенвенуто, пятеро чудищ — следом. Он открыл дверь и впустил их. Потом затворил за ними дверь и остался стоять у порога, прислушиваясь.

Кошмары окружили кровать Бенвенуто; чего они только не вытворяли, на какие ухищрения не пускались, стараясь напугать его. В круге света, растекшегося по стене от маленькой восковой лампы, что горела на тумбочке, мелькали устрашающие, призрачные тени. Но мальчик лежал в забытьи.

Проколо выждал несколько минут под дверью, однако в комнате не раздалось ни звука. Тогда он спустился на первый этаж, погасил фонарь, вышел из дома и принялся беспокойно шагать на лужайке.

Вскоре он услышал птичий гомон, который доносился из ельника. Ему стало любопытно, что там происходит, и в свете подслеповатых звезд полковник дошел до круглой поляны, где Морро когда-то поставил деревянную скамейку — теперь она совсем сгнила.

Птицы верещали довольно громко: судя по всему, на деревьях, обрамлявших поляну, собралось не меньше двух десятков пернатых, притом крупных. Полковник различил голоса ворон, дроздов, филинов и сорок — по крайней мере, эти птицы были в большинстве.