Шрифт:
Глава 1. Дневник
«В комнате находятся 10 человек. Вы — один из них. У каждого неограниченный запас желаний. Пожелать можно все что угодно, и это исполнится. Что вы загадаете?»
? ? ?
Женский писклявый, как кипящий чайник, голос вырвал Сэмюэля из нежных объятий сна.
Пару минут парень ворочался. Отчаянно преследовал ускользающую дремоту, но давящий сквозь веки желтый свет и шум за стеной победили.
Он открыл глаза.
«Доброе утро», — мысленно протянул Сэмюэль, вставая со скрипящей кровати. Парень зашаркал голыми ступнями по холодным половицам в ванную.
В висящем над раковиной зеркале его встретил бледный худощавый мужчина. Темные круги под глазами выдавали беспокойный сон, а сальные русые волосы — отсутствие времени на уход. На вид мужчине было далеко за тридцать; и только близкие знали, что Сэмюэль недавно справил двадцатилетие.
Когда парень ополоснулся, по коридору загулял голодный лязг кастрюли. Обтершись полотенцем, Сэмюэль последовал зову.
Из окна крошечную кухню заливал желтый свет, у одинокой плиты стоял мужчина. Он глядел в окно, высматривал в непроницаемом смоге прямоугольные силуэты других ульев.
— Как спалось? — спросил мужчина.
— Ужасно, — простонал Сэмюэль. — Старики за стеной опять поругались.
Садясь, парень мазнул взглядом по картине над столом. В простенькой деревянной рамке висел портрет Еврентия Мудрова, первого императора Острокийской империи.
Сэмюэль боялся долго глазеть на основателя. Почему-то при долгом наблюдении острый взгляд бородатого мужчины в самом расцвете сил наполнял сердце благоговением. Парень не знал из-за чего. Будь-то яркий пейзаж, издалека сливающийся в разноцветные кляксы, или стоическое бесстрастие героя.
За благоговением неустанно следовала зудящая досада. Раздражающая незавершенность. Что-то мешало наслаждаться живописным шедевром, но Сэмюэль не понимал что. Помимо неразлучной пары, парень ощущал пробегающий по спине холодок. Его пугала яркость и постоянство чувств. Даже вкуснейшее лакомство со временем приедалось, но только не эта картина. Каждый раз. Он каждый раз чувствовал одно и тоже. Благоговение и досаду. Словно при взгляде на портрет внутри включался сломанный патефон, играющий одну и туже мелодию снова и снова.
— Узнаю мистера и миссис Ленски, — усмехнулся мужчина.
Он повернулся к парню. Дэниэл Берислави носил серую майку и голубые шорты. За последний год волосы на голове отца сильно поредели. Сейчас Сэмюэль бы описал прическу Дэнни словосочетанием: «Озеро в лесу». Или, может, уже «морем»? В облике мужчины вопил красный фартук, который покрывали темные пятна жира.
— Чем порадуете сегодня, шеф? — усмехнулся парень. Нос щекотал терпкий запах орехов, а значит, отец варил гречку.
— Хорошо, что Вы спросили, дорогой клиент, — нарочито вальяжно проглаголил Дэнни. Он подражал герою недавней театральной постановки. Господину Важницкому, владельцу столичного ресторана. — Вашему
Мужчина шагнул вбок, открывая вид на плиту.
Покрытую ржавыми наростами кастрюлю снизу щекотали голубо-красные языки пламени, пока за отодвинутой крышкой пузырилась вода.
— Прямиком с богатых южных ферм, — продолжил отец. — Взращенная в... баронии Зеленова! Трудолюбивые крестьяне день и ночь корпели на грядках ради одного: чтобы их гречка попала Вам на тарелку!
Дэниэл начал кланяться, но конец представления прервал глухой хруст.
— Пап, ты как? — вскочил со стула Сэмюэль.
— Я... все хорошо, — прохрипел мужчина, растирая спину.
Парень усадил Дэнни за стол, а сам выключил плиту и отставил кастрюлю. Когда он накладывал кашу в тарелки, положил отцу часть своей порции.
Они завтракали в полной тишине, сидя друг напротив друга. Пока между ними одиноко стоял третий стул.
— Как здоровье? — нарушил молчание Сэмюэль. Дэниэл поднял взгляд на сына, а затем смущенно отвел в сторону.
— Как всегда. Иногда я не чувствую пальцы на ногах и меня бесят хрустящие суставы. В остальном все хорошо, — ответил отец. — Сэмми, ты это... купишь мази?
Помыв посуду, Сэмюэль вбежал в комнату. Накинул белую рубашку, темно-серые брюки и отцовский серый плащ с капюшоном. Стоило парню опустить руку в карман, как ладонь коснулась бедра.
«Нужно зашить вечером», — подумал он.
В коридоре у входной двери в утренней желтизне тонул велосипед. К рулю, обмотанному грязной тряпкой, крепился химический фонарик, такой же помятый, как и весь велосипед.
Парень вытащил из нагрудного кармана кожаный платок и круглые очки, обмотал рот и нос; натянул мутные линзы на глаза. Мир поблек, будто Сэмюэль посмотрел сквозь тонкую ткань.
— Удачи! — прокричал отец с кухни.
Парень спешно спустился по каменной лестнице со второго этажа и ногой отпер тяжелую входную дверь. В темный подъезд ввалились плотные клубы желтого смога.
«Забыл про капюшон!» — натянул на голову капюшон и шагнул на улицу.
Спешно сколоченные местными умельцами скамейки, протоптанная земляная тропинка. Весь двор нежно обволакивала желтизна, стыдливо пряча остальное графство.
Сэмюэль видел не дальше десятка метров. Он приподнял и чуть-чуть потряс руль. Из фонарика сначала мигнула, а затем вырвалась струя белого света, оттесняя кудрявый дым. Теперь парень видел дорогу.
Он лениво крутил педали, пока навстречу ему летели огненные шары. Приближаясь, они обрастали черной клеткой и тонкой ножкой пронзали тротуар. По мнению Сэмюэля, Пейлтаун был единственным графством, где круглые сутки горели уличные фонари. Направляли людей сквозь туманный океан, словно маяки.
Путь занимал десять минут, но парень никуда не спешил. Вид пустой улицы завораживал и распалял воображение. Сонный разум дорисовывал рыскающих меж прямоульных ульев глазастых тараканов и парящего высоко в небе черва с человеческим лицом.