Загадки первых русских князей

Королев Александр Сергеевич

Начнем с известия о Кие, Щеке, Хориве и Лыбеди. Историки неоднократно высказывали сомнения в существовании киевских братьев-основателей. Так, академик Б. Д. Греков писал о Кие: «Более чем вероятно, что никто этого героя никогда и не видал, но он стал совершенно необходимым, когда понадобилось дать ответ на вопрос, кто же первый начал в Киеве княжить»^{18}. Дело в том, что легенды о древних родоначальниках, основателях городов существуют у многих народов. Восточные славяне не исключение. Достаточно вспомнить легендарных родоначальников племен вятичей и радимичей — Вятко и Радима, или не менее легендарных основателей городов — князей Черного (основавшего якобы Чернигов), Тура (Туров), Менеска (Минск) и т. д. Имена этих князей-«основателей» появились из названия города. Так его жители пытались представить себе его появление. Вероятно, и Кий появился в народных преданиях из стремления объяснить происхождение Киева, а из гор Щековицы и Хоривицы и реки Лыбеди «народились» в народном сознании его родственники. Поскольку Киев возник из объединения нескольких поселений, разбросанных по окрестным горам, выглядит

вполне правдоподобным предположение академика Д. С. Лихачева о том, что «первоначально это предание имело культовое значение и сохранялось в Киеве в связи с почитанием киевлянами своих пращуров. Раскопки последнего времени ясно доказали, что на указанных в этом предании трех киевских урочищах — Владимировой горе у Боричева взвоза, на Щековице и на Хоривице — находились древнейшие киевские поселения. Возможно, что первоначально Кий, Щек и Хорив не считались братьями — каждый из них почитался самостоятельно в каждом из трех указанных поселений. Братство их явилось в легенде как бы закреплением союза» киевских поселений^{19}. Отметим, что сам же летописец показывает запутанность истории Кия, Щека и Хорива, вступая в полемику с теми, кто рассказывал о них иначе.

Возможно и то, что легенда о Кие, Щеке и Хориве была заимствована древнерусскими книжниками из какого-то иностранного источника. Так, в армянской «Истории Тарона», которую приписывают сирийцу, епископу Зенобу Глаку (VII век), содержится среди прочих преданий и легенда о братьях Куаре, Мелтее и Хореане: «И дал (царь Валаршак) власть трем их (братьев Гисанея и Деметра, князей «индов», изгнанных из своей страны царем Динаскеем, а затем убитых в Армении Валаршаком) сыновьям — Куару, Мелтею и Хореану. Куар построил город Куары, и назван он был Куарами по его имени, а Мелтей построил на поле том свой город и назвал его по имени Мелтей; а Хореан построил свой город в области Палуни и назвал его по имени Хореан. И по прошествии времен, посоветовавшись, Куар и Мелтей и Хореан поднялись на гору Каркея и нашли там прекрасное место с благорастворением воздуха, так как были там простор для охоты и прохлада, а также обилие травы и деревьев. И построили они там селение, и поставили они двух идолов: одного по имени Гисанея, другого по имени Деметра»^{20}. Как видим, имена двух из трех братьев напоминают имена братьев — основателей Киева (Кий — Куар и Хорив — Хореан), и в обеих легендах совпадают некоторые детали повествования (каждый из братьев сначала живет на своем месте, позднее братья строят городок на горе и т. п.). Как попала к летописцам эта легенда, неясно, однако можно предположить, что она помогла летописцам, обнаружившим сходство имен героев армянской легенды с названиями киевских урочищ, составить историю киевских братьев-основателей.

Среди историков немало и тех, кто склонен доверять легенде о Кие. Аргументом в пользу его историчности служит все та же летописная история о том, что Кий-де «ходил» к Царьграду (военным походом или просто путешествовал, неясно) и даже оставил на Дунае материальные следы своего существования — основал город «Киевец». Академик Б. А. Рыбаков на основе довольно произвольных допущений и параллелей даже определил время этого «хождения» — период правления императора Юстиниана I (527–565), которым «широко практиковалось» «приглашение славянских (антских) князей с их дружинами на византийскую службу с их дружинами» для противодействия многочисленным ордам кочевников, или даже — время императора Анастасия I Дикора (491–518)^{21}.

Недавно В. Б. Перхавко, обратившийся к сюжету об основании полянским князем городка на Дунае, пришел к выводу, что под названием «Киевец» летопись имеет в виду Киос (Киус), возникший на месте современной коммуны Гырличиу в Румынии, как фракийский поселок, еще в I тысячелетии до н. э. Не позднее III века н. э. он был превращен римлянами в укрепленный лагерь, а в эпоху Средневековья представлял собой рядовое поселение на территории Нижнего Подунавья. Киос, как видим, в действительности возник задолго до появления славян на Нижнем Дунае. Простое сходство названий («Киос» и «Киев») позволило летописцу приписать основание еще и этого города легендарному Кию. «Примечательно, что для большего правдоподобия составитель Повести временных лет трансформировал неславянское название «Киос» (Киус) в восточнославянский хороним «Киевец» — диминутив от наименования Киева. В древнерусской топонимии часто встречаются такого рода пары: Киев — Киевец, Преслав (Переяславль) — Переяславец, Дмитров — Дмитровец, Мстиславль — Мстиславец, Юрьев — Юрьевец, Ярославль — Ярославец, Владимир (Володимер) — Володимерец, Волок — Волочек и другие. Многие из городов получили названия по именам князей-основателей: Владимир-Волынский, Владимир-на-Клязьме, Василев, Юрьев, Изяславль, Ярославль и т. д.»^{22}. Исследователь обратил внимание на целый ряд несуразностей в летописном тексте. Так, например, составитель Повести временных лет, рассказывая об основании «Киевца», совершенно не к месту использовал при этом глагол, «рубить», хотя в отличие от лесных областей Восточной Европы на Дунае крепости не рубили из дерева, а строили из камня. Это тоже выдает летописца. Дело в том, что обязательной составляющей деятельности любого русского князя X–XI веков считалось основание городов. Киевские князья Владимир Святой и Ярослав Мудрый основали много городов. Поэтому, описывая деятельность первых русских князей, Повесть временных лет обязательно сообщает, что они «ставили» и «рубили» города, перенося реалии конца X — первой половины XI века в более ранние времена, превращая это сообщение в один из летописных стереотипов описания строительства князьями новых градов-крепостей. По этому же образцу было составлено и сообщение об основании Киевца на Дунае. Значит, дунайская часть предания Повести

временных лет о деятельности князя Кия является вымыслом летописцев. А за исключением этого легендарного рассказа нет никаких доказательств пребывания Полянского князя в Византии, его встречи с византийским императором и создания им городка-крепости Киевец на Нижнем Дунае. Все вышесказанное еще раз заставляет нас усомниться в историчности Кия и его родни.

Сложнее обстоит дело с Аскольдом и Диром. В отличие от Кия, поход и встреча которого с византийским императором — плод фантазии летописца, реальность похода Аскольда и Дира на Царьград, кажется, находит себе подтверждение в авторитетных византийских источниках 60–70-х годов IX века, из которых следует, что ранним утром 18 июня 860 года со стороны моря к Константинополю неожиданно подошли русы, высадились у самых стен византийской столицы и осадили город. Нападающие захватили и разграбили все селения и монастыри на близлежащих к Константинополю островах, безжалостно убивали пленных. Осада продолжалась ровно неделю, а 25 июня русы внезапно стали отходить. Очевидцы нашествия ни словом не упомянули о буре, которая, согласно Повести временных лет, якобы разметала флот русов после того, как при огромном стечении народа край ризы Богородицы был опущен в море. Напротив, современники писали о неожиданном для осажденных отступлении русов. Лишь в трудах византийских авторов X века появилась такая концовка, перешедшая затем из «Хроники продолжателя Георгия Амартола» в нашу Повесть временных лет. Но так ли уж важны детали?! Главное — сами греки сообщают о походе русов, а русская летопись называет имена князей, возглавлявших этот поход (Аскольд и Дир), имена, которые византийцам могли так и остаться неизвестными. Зато Повесть временных лет не знает точной даты похода, путая 860-й год с 866-м.

Однако анализ летописного сообщения о походе Аскольда и Дира на Царьград показывает, что насторожиться следует не только из-за расхождения в деталях. Греки действительно не знают, что за русы совершили набег на Константинополь в 860 году. Однако и русские летописцы долгое время считали, что Аскольд и Дир не имели никакого отношения к этому походу. Как уже отмечалось, события X–XI веков описаны в Повести временных лет по более раннему летописному своду. Этот свод дошел до нас в начальной части Новгородской первой летописи младшего извода. В ней поход на Константинополь совершает русь, имена предводителей которой летописец не называет. Чуть ниже он сообщает историю столкновения Олега и Игоря с братьями Аскольдом и Диром, но из текста летописи никак не следует, что именно Аскольд и Дир совершили поход на Царьград^{23}. И лишь составитель Повести временных лет, взяв рассказ более раннего свода, использовав греческие источники, в которых, как уже отмечалось, также не названы имена предводителей русов, приписал поход на Царьград Аскольду и Диру. Эта же летопись превратила Аскольда и Дира в бывших бояр Рюрика.

Последняя деталь, кстати, тоже любопытна. Дело в том, что в труде польского автора XV века Яна Длугоша «История Польши», в распоряжении которого были какие-то недошедшие до нас русские летописи, относительно киевских князей Аскольда и Дира сообщалось, что это были два брата-потомка древних князей киевских Кия, Щека и Хорива. Часть киевских русов из-за увеличения численности населения и будучи недовольна тем, как правили братья, переселилась в другой край. Эти переселенцы и призвали варягов, которые пришли под начальством Рюрика, Синеуса и Трувора. Они стали князьями, так как призывавшие не могли согласиться насчет выбора князя из своей среды. После их смерти сын Рюрика, Игорь, коварно умертвил Аскольда и Дира и положил начало господству нового княжеского рода на Руси.

Родственные связи Аскольда и Дира с легендарным Кием вызывают серьезные сомнения, как, впрочем, вызывает сомнения факт существования самого Кия. Дело в том, что поляк Ян Длугош пытался таким образом обосновать права Польши и Литвы на Киев. Он отождествлял киевских полян с поляками, а Кия считал польским языческим князем. Утверждая принадлежность Аскольда и Дира к потомкам местной (польской) династии, устраненной северными завоевателями, Длугош отрицал тем самым права Москвы, в которой сидели Рюриковичи, на Киев.

Но вернемся к истории похода русов на Царьград в 860 году. Итак, скорее всего Аскольд и Дир не имеют к этому походу никакого отношения, а их участие в нем — умозаключение автора, писавшего 250 лет спустя после этих событий, умозаключение, казавшееся ему логичным (поход совершила русь, а князья Киева в это время — Аскольд и Дир). Между тем поход на Константинополь могла совершить и азовско-черноморская (тмутараканская) русь, независимая от Киева, о которой более подробно речь пойдет ниже. Что же тогда остается в летописи от Аскольда и Дира? Неясное сообщение об их происхождении (то ли бояре Рюрика, то ли местные киевские князья) и история их гибели от руки Олега. Негусто. Правда, есть еще ряд уникальных сообщений в поздней (второй половины XVI века) Никоновской летописи, в начальной своей части следующей в основном за Повестью временных лет. Под 6372 (864) годом в ней помещено сообщение об убиении «от болгар» сына Аскольда, которого в Повести временных лет нет, под 6373 (865) годом — о том, что Аскольд и Дир воевали с полочанами и много им зла сотворили. А под 6375 (867) годом говорится еще и о голоде в Киеве, и об избиении Аскольдом и Диром «множества печенегов». В том же году в Киев к Аскольду и Диру бежало от Рюрика много новгородских мужей^{24}.

Об источниках, из которых летопись XVI века могла почерпнуть столь любопытную информацию, среди историков идет спор. Одни (например, Б. Д. Греков, В. В. Мавродин, Б. А. Рыбаков) считают, что ее составители имели в своем распоряжении какие-то древние источники, до нас не дошедшие. Другие (Б. М. Клосс, Я. С. Лурье) доказывают, что известия Никоновской летописи по древнейшей истории Руси носят или легендарный характер, или основаны на домыслах ее составителя. Окончательного решения нет, и вряд ли оно возможно.