Загадки первых русских князей
Шрифт:
Летописный же рассказ о покорении славян Олегом скорее всего, отражает характерную черту, свойственную психологии народа вообще: «Народные предания, сохраненные летописями, обыкновенно связывают древние учреждения с именами государей или правителей-реформаторов. Они не могут представить себе возникновение учреждения иначе как в виде создания его волей законодателя. Как солнце, луна, звезды и земля созданы были богом из ничего в семь дней творения, так точно и каждое учреждение должно иметь своего творца-законодателя, создавшего его из ничего в тот или другой год творения»{33}.
Тенденциозность летописного рассказа о завоевании Олегом славян позволила некоторым историкам даже предположить, что Олег был или местным киевским князем{34}, или он пришел в Киев не с севера, а с юга и был князем Тмутараканской Руси{35}. По мнению этих исследователей, объединение славянских племен началось не с севера, а с юга. С последним положением скорее всего можно согласиться. Растянувшееся на столетия покорение славянских племен Киеву происходило не в интересах одного какого-то князя, а, прежде всего, в интересах этого города.
Насколько
Столь же распространены в мировом фольклоре образы корабля, поставленного на колеса, и щита, прибитого на воротах города{38}. Эпизод же с разными парусами для русов (киевлян) и прочих славян принадлежит к тем народным пересмешкам одного края над другим, когда обитатели одного хотят показать свое превосходство над обитателями другого. О том, что киевляне щеголяли своим превосходством над остальными славянами, свидетельствует запись, относящаяся к сравнительно более позднему времени. Так, в начале XI века киевляне, сражаясь за Святополка против Ярослава, шедшего на них с новгородцами, они насмехались над новгородцами, называя их плотниками, и угрожали заставить их строить себе хоромы. Весь красочный рассказ летописи о походе Олега на Царьград оказывается составленным из устных преданий. В соответствии с требованиями жанра не указываются причины войны, так как в подобного рода произведениях единственная побудительная причина — удаль богатырская. Ситуация усугубляется еще и тем, что византийские источники ничего не знают о походе Олега на Царьград, да и вообще их известия о Руси конца IX — начала X веков крайне скудны. Не могли же греки не заметить осады своей столицы русами в 907 году? Более ранний поход русов 860 года, как мы видели, зафиксирован ими четко. Уж не является ли история похода Олега на Царьград фантазией, состряпанной из различных преданий и деталей исторических более раннего похода 860 года и более позднего 941 года? Ведь, судя по историям с Кием, Аскольдом и Диром, летописцы стремились каждому киевскому князю приписать поход на Византию!
Легендарна и история переговоров Олега с греками. Одна дань с греков чего стоит! По 12 гривен на человека, на 2000 кораблей, на каждом из которых 40 человек! Это составляет 960 000 гривен. Учитывая, что гривна представляет собой слиток весом 200 г, при переводе на византийские деньги, сумма контрибуции исчисляется в 1 209 600 золотых солидов. Такой контрибуции Византия никогда и никому не уплачивала. Само по себе число двенадцать — число символическое, обычное в песнях и сказках.
Согласно летописям, спустя несколько лет после похода на греков Олег скончался от укуса змеи. Это тоже распространенный в фольклоре разных народов мотив сбывающегося, несмотря на все предосторожности, предсказания о смерти от того или иного животного. В одной только сербской глубинке в середине XIX века было записано три предания, сходные с летописным. «Одно из них гласит так: турскому царю доктор предсказал смерть от любимого коня. Царь приказал отвести коня в луг и оставить без присмотра; конь осенью околел. Спустя после того пять или шесть лет, царь, после пира, вздумал прогуляться по лугу и наткнулся на голову своего коня. Он посмеялся над прорицанием, но в это время из черепа выползла змея и ужалила его в ногу; от того царь умер, и прорицание сбылось. Другое сказание, видоизмененное, перенесено на женскую особу. У царя была дочь, которой предсказали смерть от змеи. Отец приказал сделать ей стеклянный дом, куда никак не могла заползти никакая гадина; но однажды царевне захотелось винограду; ей принесли его, и вдруг из кисти выскочила змея и ужалила царевну, которая и умерла. Третье сказание переносит этот миф из богатырского и царского мира в простой сельский: девушке предсказана смерть от волка. Она всеми силами избегает возможности встретиться с волком. Спустя девять лет девушка, уже вышедши замуж, умерла от раны, нанесенной ей зубом убитого волка, которого голову она толкнула ногою. В наших малорусских сказаниях есть одно, также близко подходящее ко всему этому. Пану предсказывается смерть от дерева, растущего в саду у него; пан приказал срубить дерево, разрубить на поленья и сжечь в печке, но, бросая в печь поленья, занозил себе руку и умер от этого»{39}.
Подобного рода легенды существуют в английском и германском устном народном творчестве. Но более всего сходства обнаруживается у летописного рассказа о смерти Олега с древнеисландской сагой о норвежце Орвар-Одде. Ему вещунья также напророчила гибель от змеи, которая выползет из черепа его собственного коня по имени Факси. Одд собственноручно убил коня, чтобы воспрепятствовать судьбе. По прошествии
Любопытные расхождения встречаются в летописях относительно вопроса о времени и месте смерти Олега. Повесть временных лет помещает рассказ о его смерти под 6420 (912) годом, сообщая, что похоронили его на горе Щековице, где «есть могила его и доныне, слывет могилой Олеговой. И было всех лет княжения его тридцать и три». (Сразу отметим — тридцать и три, как и двенадцать — излюбленные числа в фольклоре.) В отличие от Повести, Новгородская первая летопись младшего извода сообщает, что в 6428 (920) году Игорь и Олег совершили совместный поход на греков{41}. Отметим, что, согласно Повести временных лет, первый поход Игоря на греков имел место в 6449 (941) году, когда Вещего Олега уже давно не было в живых. По версии же Новгородской первой летописи младшего извода, лишь в 6439 (922) году Олег совершил свой легендарный поход. Таким образом, Олег действовал, согласно этой летописи, гораздо позднее 912 года и смерть его относится в 6430 (922) году{42}.
К традиции Новгородской первой летописи младшего извода примыкают Устюжская летопись (первая четверть XVI века), Пискаревский летописец (первая четверть XVII века) и др.{43} Правда, в этих сводах имеются определенные отличия в изложении материала в сравнении с Новгородской первой летописью младшего извода. Например, Устюжская летопись (Список Мациевича) помещает первый поход Олега на греков под 6408 (900) годом, но зато второй поход, совершенный совместно Олегом и Игорем — под 6435 (927) годом, относя к этому же году и сообщение о смерти Олега. Любопытно, что вслед за этим сообщением в летописи рассказывается о вступлении в 6420 (912) году на киевский стол Игоря. Путаница невозможная!
Но путаницей в датах дело не ограничивается. Если Повесть временных лет помещает могилу Олега на Щековице, то Новгородская первая летопись младшего извода помещает его могилу в Ладоге, но тут же добавляет, что «другие» рассказывали летописцу об уходе Олега «за море», где его и укусила змея. И это еще не все! Кроме могилы на Щековице, в самом Киеве показывали еще одну могилу Олега на западном склоне Старокиевской горы, вблизи Жидовских ворот, названных позднее Львовскими{44}. Итого: четыре могилы на одного человека! Часть историков пошла по пути объявления большинства могил мнимыми и признания «истинной» лишь одной из них. А украинский историк А. П. Толочко, напротив, пришел к выводу, что история с могилами связана с имевшим место в древности у разных народов сакральным умерщвлением царя, расчленением его тела и захоронением частей в разных концах страны{45}. Однако А. П. Толочко проводит слишком вольные параллели, совершенно не учитывая, что роль киевского князя отличалась от той сакральной роли, которую играли цари в обществах, приведенных автором в пример. Кроме того, в этих странах подобное захоронение — устойчивая традиция, на Руси же примером может служить лишь множество могил Олега. Более правильной нам кажется точка зрения историков, которые видят в могилах Олега захоронения не одного, а нескольких человек, вероятно, носивших это имя (М. С. Грушевский, А. Г. Кузьмин). Исходя из этого, можно утверждать, что и образ Вещего Олега сложный, в нем отразились предания о нескольких героях, живших в разное время, носивших это имя и похороненных в разных местах.
Итак, у нас получилось, что летописная биография Олега составлена из устных преданий, представляющих собой «бродячие сюжеты», встречающиеся у многих народов, да к тому же повествующих о нескольких героях. После этого, кажется, можно согласиться с Н. И. Костомаровым, что «личность Олега является в нашей первоначальной летописи вполне личностью предания, а не истории». Однако в Повести временных лет есть место, относящееся к Олегу и явно составленное не на основе устных преданий. Это два договора (907 и 911 годов), заключенные русами при Олеге с греками. О договорах Руси с Византией, хранившихся долго в каком-то хранилище, а затем вписанных в Повесть временных лет, существует огромная литература. Еще бы! На фоне преданий, из которых составлена летопись, несколько документов действительно X века кажутся спасительным маяком, точкой опоры, позволяющей выбраться из трясины предположений, в которых постоянно, в силу специфики источников изучаемой эпохи, тонут историки. Относительно договоров Олега следует сразу оговориться, что если договор 911 года в целом не вызывает настороженности у специалистов, то с договором 907 года дело обстоит иначе. Одни историки вообще сомневаются в том, что в 907 году был заключен какой-то договор, считая его текст в летописи изобретением летописца, фальсификацией. По их мнению, летописец, ознакомившись с текстом договора 911 года, обнаружил в его заглавии указание на то, что ему предшествовал какой-то договор, тождественный договору 911 года. Из заглавия летописец вывел, что первый мир относится ко времени Олегова похода на Царьград. Он высчитал и время похода — 907 год, просто-напросто взяв эту дату из народного предания, которое оказалось здесь же, в летописи, и говорило о смерти Олега через четыре года на пятый после его похода на Византию. Из договоров 911 и 944 годов летописец перенес часть положений под 907 год, и получился новый договор. Другая группа ученых не отрицает достоверности летописных сведений о договоре 907 года, но считает его предварительным миром, который был перезаключен в 911 году. Ряд ученых, наконец, высказывает даже точку зрения, что договор 907 года не только не был предварительным, но, напротив, был основным договором, который русы заключили в X веке, а все последующие соглашения (911, 944 и 971 годов) заключались лишь в его подтверждение{46}.