Загадочное ночное убийство собаки

Хэддон Марк

Потом мать вернулась домой. Она принесла мне клубничный коктейль и показала новую пижаму, которую она купила, — с узором из синих пятиконечных звезд на сиреневом фоне, вот таким:

Я сказал:

— Мне нужно вернуться в Суиндон.

А мать ответила:

— Кристофер, но ты ведь только что приехал.

Я сказал:

— Мне нужно вернуться, поскольку я должен сдать экзамен по математике

на уровень А.

Мать спросила:

— Ты сдаешь на уровень А?

И я ответил:

— Да. Экзамен будет на следующей неделе — в среду, в четверг и в пятницу.

И мать сказала:

— Боже!..

Я сказал:

— Преподобный Питерс будет меня курировать.

А мать ответила:

— Да, это было бы здорово.

Я сказал:

— Я хочу получить степень А, и поэтому мне нужно обратно в Суиндон. Только я не хочу видеть отца, так что я должен поехать в Суиндон с тобой.

Мать закрыла руками лицо и стала тяжело дышать.

А потом сказала:

— Боюсь, это невозможно.

А я сказал:

— Но я должен ехать.

Мать сказала:

— Давай поговорим об этом в другой раз, ладно?

Я ответил:

— Ладно. Но мне нужно в Суиндон.

А она сказала:

— Кристофер, пожалуйста.

И я выпил свой коктейль.

Позже, в 22.31, я вышел на балкон, потому что хотел посмотреть на звезды. Но звезд не было видно из-за туч и из-за того, что называется световой завесой. Это когда огни фонарей, фары машин, прожекторное освещение и свет из домов отражаются от крошечных частиц облаков и закрывают дорогу звездному свету. Так что я вернулся обратно в дом.

Но я не мог спать. В 2.07 я вылез из кровати, потому что боялся мистера Ширза. Так что я спустился по лестнице и вышел через наружную дверь на Чептер-роуд. На улице никого не было, и там стало гораздо тише, чем днем, пусть даже в отдалении я слышал шум машин и сирены, так что мне стало спокойнее. Я шел по Чептер-роуд и смотрел на машины и телефонные провода на фоне оранжевых облаков. Еще я смотрел на те вещи, которые были в садах перед домами, и видел там игрушечного гнома, кастрюлю, маленький пруд и плюшевого медведя.

Потом я услышал, что по улице идут двое людей, так что присел между прицепом и фургоном «Форд-транзит». А люди разговаривали не на английском языке, и они меня не заметили.

Мне понравилось место между прицепом и фургоном, так что я долго там просидел. А потом я выглянул и обнаружил, что единственные цвета, которые можно увидеть, — это оранжевый и черный и всякие их смешения. Так что я не мог понять, какого цвета были бы эти машины при дневном освещении.

И я задумался, можно ли разложить эти цвета мозаичными крестами, и составил у себя в голове картинку:

А потом я услышал голос матери. Она кричала:

— Кристофер!.. Кристофер!..

Мать бежала по улице, и я вышел из своего укрытия. Она подбежала ко мне и сказала:

— Господи Боже… — Она остановилась, ткнула в меня пальцем и сказала: — Если ты еще раз так поступишь… Богом клянусь, Кристофер, я тебя люблю, но… Я не знаю, что я сделаю.

И она

заставила меня пообещать, что я больше не буду выходить из квартиры один, поскольку в Лондоне много чужих людей и им нельзя доверять. На следующий день мать опять пошла в магазин и велела мне дать слово, что я не стану открывать входную дверь, даже если кто-нибудь в нее позвонит. Потом она вернулась и принесла немного корма для Тоби и три видеокассеты с фильмом «Звездный путь». И я смотрел кассеты в гостиной, пока не вернулся мистер Ширз, а после этого опять ушел в свободную комнату. И мне хотелось, чтобы на 451с Чептер-роуд, Лондон NW2 5NG, был сад, но сада не было.

А еще через день матери позвонили из офиса, где она работала, и сказали, что они нашли человека на ее место. И мать очень сильно рассердилась. Она кричала, что это незаконно, и она стала ругаться, но мистер Ширз сказал:

— Не дури. Боже мой, в чем проблема? Ты же знала, что это временная работа.

А потом мать пришла ко мне в комнату — перед тем как я улегся в постель. И я сказал:

— Мне нужно ехать в Суиндон, чтобы сдать на уровень А.

А мать ответила:

— Кристофер, не сейчас. Твой отец постоянно звонит мне и угрожает судом. Вдобавок у меня нет работы, и я сижу на шее у Роджера. Мне не до того, понимаешь?

Я сказал:

— Но мне нужно ехать, потому что мы так договорились. И преподобный Питерс согласился меня курировать.

А мать ответила:

— Послушай, но ведь это всего лишь экзамен. Я позвоню в школу. Мы можем все перенести, и ты сдашь его позже.

Я сказал:

— Я не могу сдать его позже. Мы уже договорились. И миссис Гаскойн сказала, что мы можем воспользоваться школьным классом.

Мать сказала:

— Кристофер, я только что как-то наладила свою жизнь. Но я могу все потерять, понимаешь? Так что просто дай мне немного…

Потом она замолчала, закрыла рот рукой, поднялась на ноги и вышла из комнаты. А я почувствовал боль в груди, как уже было в метро, от мысли, что не поеду в Суиндон и не получу степень А.

А на следующее утро я выглянул в окно, чтобы посчитать машины на улице и решить, будет ли это довольно хороший день, или хороший день, или очень хороший день, или черный день, но здесь это было совсем не то, что ехать в школу на автобусе, поскольку здесь можно смотреть в окно сколько угодно и наблюдать за машинами сколько захочешь. Я смотрел в окно три часа и увидел пять красных машин подряд и четыре желтые машины подряд, что означало хороший день и черный день одновременно, так что система здесь не работает. Но когда я сосредотачивался на счете машин, я не думал об экзамене на уровень А и о боли в груди.

А днем мать отвезла меня на такси в Хампстед-Хит, и мы сели на вершине холма и стали смотреть на самолеты, которые летели в аэропорт Хитроу. Мать купила у мороженщика красный фруктовый лед и дала его мне. Потом мать сказала, что собирается позвонить миссис Гаскойн и договориться, чтобы я сдавал экзамен на уровень А в следующем году. Так что я выкинул фруктовый лед и долго кричал, а боль в груди была такой сильной, что мне стало трудно дышать. Какой-то мужчина подошел к нам и спросил, все ли в порядке, а мать сказала: