Загадочные страницы русской истории

Бондаренко Александр Юльевич

ОРЛОВ: Где Наполеон — гам победа!

— Если вспомнить известный дневник прапорщика Свиты по квартирмейстерской части Николая Дурново, то слово «уныние» в отношение настроений Главной квартиры встречается там довольно часто.

ОРЛОВ: Когда войска отступают, в них неизбежно возникает бацилла под названием «измена». Зарождается осознание того, что мы хотим и можем сражаться, а полководцы наши почему-то не хотят этого делать. Почему?

ГАПЕНКО: Если добавить, что половина командирских фамилий нерусские…

ОРЛОВ: Вот и возникают вопросы: почему так происходит? боятся они? предали? их купили? Из-за того в начале войны было очень много дезертиров.

МОНАЕНКОВ: В своих мемуарах

Ермолов рассказывает, как он изгонял солдат, грабивших церковь.

— Из сказанного можно предположить, хотя бы гипотетически, что Наполеон имел какие-то возможности выиграть эту войну или хотя бы не подвергнуться тому сокрушительному разгрому. Каким образом это бы ему удалось?

ВАСИЛЬЕВ: Ему нужно было не углубляться в исконно русские губернии, но ограничиться ведением боевых действий в губерниях западных. Там не было патриотического антинаполеоновского движения, а местные жители — белорусы, литовцы, прибалты и т. Д. относились достаточно индифферентно как к русским, так и к французским войскам. Более того, гам была часть территорий, недавно при соединенных к России, где российская власть рассматривалась еще как чужеродная. Здесь у пего были бы шансы вести войну по своим правилам. Но, войдя в исконно русские губернии, которые со времен поляков, с XVII века, не знали вражеского сапога на своей территории, он столкнулся с народной войной.

ГРЮНБЕРГ: Сопротивление оказывало почти все население!

ВАСИЛЬЕВ: Кроме того, он до такой степени растянул коммуникации, что уже не мог поддерживать существование армии, и она таяла без всяких сражений.

— Об этом уже после Смоленска докладывал флигель-адъютант Михаил Орлов, ездивший к французам для выяснения судьбы генерала Тучкова 3-го.

ВАСИЛЬЕВ: Французская армия просто растаяла бы сама собой без всякого сопротивления с русской стороны, если бы Наполеон дошел, например, до Урала. Он приехал бы туда с горсткой своих офицеров и генералов и с личным эскортом.

ШУРИНОВ: Если вести разговор в сослагательном наклонении, то Наполеону после Бородинской битвы следовало бы оценить ситуацию и повернуть обратно. Если бы он был настолько дальновидным стратегом, как это принято считать, то, наверное, бы подумал о будущем своей армии, своей Франции, о себе… Ведь именно последующие события как раз и сплотили русский народ с армией.

— Ну а в начале войны, когда для подавляющего большинства населения все было непонятно и страшно, на что надеялись тогда наши соотечественники?

ОРЛОВ: В Москве, как это ни удивительно сейчас покажется, была идея, что нам помогут британские войска! Был даже случай, что вступающих в Москву французов встречали хлебом, помазанным маслом: «Вы англичане?..» Но это — частности. А величие русского народа в том-то и состоит, что боялись, трусили, дрожали, но знали, что воевать-то надо — и воевали. Не за Александра воевали, не за Кутузова, не за пушки или курганы — за свою страну, за Россию!

— Была ли у царя возможность остановить эту войну в самом ее начале? Ну; как бы повторить Тильзит — понятно, что уже на менее выгодных условиях.

БЕСПАЛОВ: Александр Павлович никогда бы не пошел на заключение неправомерного мирного договора с Наполеоном! Дело не только в личной неприязни великих противников — просто, если бы император заключил мирный договор с Францией, на следующий день, я думаю, он бы перестал быть императором. Подавляющее большинство общества было настроено на проведение тотальной войны. Нашествие «двунадесяти языков» обратилось в народное и всенародное бедствие, почему и война была названа Отечественной, все сословия, вне зависимости от рангов и имущественного ценза, встали на защиту своей страны. Поэтому даже гипотетически нельзя представить, чтобы наш император тогда заключил мирный договор. Такого

бы не было…

ВАСИЛЬЕВ: Хотя, конечно, если б Россия была разгромлена, то была б вынуждена заключить мир — но мир мог быть заключен только через труп русского царя. Хотя нашлись бы и предатели, возможно, «марионеточное правительство», но сопротивление русской нации продолжалось бы, и в том или ином вариантах повторилось бы «смутное время»… Теоретически у Наполеона были какие- то шансы, и если б он по-другому новел боевые действия, то мог хотя бы избежать катастрофы и на каком-то этапе добиться выгодного перемирия. Это могло быть, потому что силы России не были безграничны. Нельзя забывать, что ее финансы были не в лучшем состоянии, а разгром регулярных русских войск вообще поставил бы Россию на грань катастрофы.

— Итак, Россия вступила в Отечественную войну одна, без союзников…

ВАСИЛЬЕВ: Нет, уже сформировалась антинаполеоновская коалиция — Россия, Англия, Швеция, Испания. В начале 1813 года в нее пришла Пруссия.

ОРЛОВ: Коалиция документально была оформлена только в 1813 году, а в 1812-м у России был один союзник Швеция, с которой был подписан официальный договор о союзе.

ЛОБОВ: Вспомним, что еще весной 1812 года на пере-говорах о союзе наследный шведский принц Карл-Юханн, бывший маршал Бернадот, просил о возвращении Аландских островов. Что ответил, узнав об этом, Александр? «Русский царь завоеванными территориями не торгует!» Значит, он и тогда ощущал свою силу, и воля у Александра была железнейшая.

В. ПЕТРОВ: Вместо Финляндии или Аландских островов отдали Норвегию.

— Это уже было после войны, и Норвегия объединилась со Швецией на правах унии.

В. ПЕТРОВ: Да, конечно… Если учесть, что количество наполеоновских войск в Испании было сопоставимо с «Великой армией», то союз был вполне реальным.

— То есть в союзе получался только один номинальный член «Англия?

ОРЛОВ: Вопрос гораздо сложнее. В июне-августе 1812 года в Лондоне почти никто не сомневался, что Россия проиграет войну. Она не сможет победить под грузом внутренних проблем, со своим недееспособным государственным аппаратом, бездарными полководцами, с Александром, готовым в любую минуту повторить Тильзит — хотя он сам еще до начала войны неоднократно говорил, что будет сражаться с Наполеоном до конца. Быть может, он таким образом пытался опять привлечь интересы Англии на сторону России. Но только Каннинг, министр иностранных дел, и генерал Уэлсли, будущий герцог Веллингтон, считали, что Россия победит — если начнет вести войну по примеру испанской герильи. Все остальные, в том числе действующие политики, были убеждены, что Россия войну проиграет и Александр пойдет на новый сговор с Наполеоном. Они называли это «вторым изданием Тильзитского мира».

Поэтому, хотя сразу после начала войны Россия неоднократно обращалась за помощью, Англия выжидала, не знала, на кого ей ставить. Напрасно обвинять английских политиков в эгоизме, говорить, что они стремились лить русскую кровь или «континентальную» кровь, чтобы взаимно ослабить европейские державы… Они просто не хотели ставить на заранее проигравшую сторону.

ЛОБОВ: Англия знала, что Франция всегда будет ей угрожать. Почему же были эти раздумья?..

ОРЛОВ: Александр был вынужден пойти на два крупных шага, которые доказали, что его сторона не проигравшая, она еще поборется. В октябреноябре в Великобританию был отправлен отряд кораблей Балтийского флота — больше 20 вымпелов. Это был как бы залог того, что Россия не отступит от решения воевать с Наполеоном. Александр не просил у Англии ни войск, ни денег — только дайте оружие! Ведь русские арсеналы в 1812 году были значительно опустошены. Кстати, самые лучшие ружья в то время были французские, британские ставятся на второе место, наше тульское ружье образца 1808 года — на третье.