Загнанный зверь

Миллар Маргарет

— Элен, пожалуйста…

— Не называйте меня так, не произносите это имя. Я — не Элен.

— Нет, вы Элен. Вы Элен, и я не хочу, чтобы вы были кем-то еще. Вы мне нравитесь как раз такая, какая вы есть. И другим людям вы будете нравиться, если захотите. Им тоже вы будете нравиться такой, какая вы есть, потому что вы — это вы, Элен.

— Нет,

я не Элен, я не хочу быть Элен! Я ее ненавижу!

— Элен — прекрасная молодая женщина, — спокойно сказал Блэкшир. — Она умная и отзывчивая, а еще она хорошенькая.

— Хорошенькая? Эта кляча? Эта безобразная ведьма?

Она начала закрывать дверь, но Блэкшир задержал ее своим весом. Тогда она оставила дверь и отступила в глубь комнаты, пряча руку за спиной, как ребенок прячет какую-нибудь запретную вещь. Но Блэкширу не понадобилось гадать, что она там прячет. Он видел ее отражение в круглом зеркале над телефонным столиком.

— Положите нож для разрезания бумаг, Элен. Положите его на бюро, где ему и место. Вы очень сильная и можете случайно кого-нибудь поранить… Где вы впервые повстречали Теролу, Элен?

— В баре. Он сидел за выпивкой, посмотрел на меня и влюбился с первого взгляда. С мужчинами это бывает. Они с этим ничего не могут поделать. Во мне есть магнетизм. Вы его чувствуете?

— Да. Да, я его чувствую. Положите нож, Элен.

— Я не Элен. Я Эвелин. Повторите. Скажите, что я — Эвелин.

Он уставился на нее, не говоря ни слова, а она вдруг обернулась и подбежала к зеркалу. Но своего лица она в нем не увидела. Там была дюжина лиц, они кружились, сменяя друг друга: Эвелин, Дуглас и Блэкшир, Верна, Терола и ее отец, мисс Хадсон и Харли Мур, администратор и маленький старик лифтер, — все они кружились, как чертово колесо, и, проплывая, шевелили губами и выкрикивали слова: «Что с тобой, крошка, ты с ума спятила?», «Ты всегда сочиняла умопомрачительные сказки», «Как жаль, что у нас нет такой девочки, как Эвелин», «Нельзя сшить

шелковый кошелек из свиного уха», «Почему ты не можешь быть такой, как Эвелин?»

Голоса заглохли в тишине, чертово колесо из лиц остановилось, и в зеркале остался только один образ. Это было ее собственное лицо; губы, которые шевелились, были ее собственные, а слова, срывавшиеся с них, произносились ее собственным голосом: «Помоги мне, Господи».

Память стальными шипами вонзилась в ее мозг. Она вспоминала бары, телефонные кабины, бег по незнакомым улицам. Вспомнила Теролу, его странно неправдоподобный вид, перед тем как он умер, чуяла запах убежавшего кофе. Вспомнила, как брала ассигнации из своей собственной пачки, а потом думала, что их украли. Вспомнила кота в аллее, лучи ночного воздуха, вкус дождя, молодого человека, который смеялся тому, что она непромокаемая…

— Отдайте мне нож, Элен.

В зеркало она увидела, как Блэкшир приближается к ней, медленно и осторожно, точно охотник к затравленному зверю.

— Все в порядке, Элен. Не надо волноваться. Все будет хорошо.

Помолчав, он снова заговорил низким голосом, в котором звучали убедительные нотки, о врачах, больницах, отдыхе, лечении и о будущем. Вечно он о будущем, как будто это что-то определенное и осязаемое, розовое и круглое, как яблоко.

Она пристально посмотрела в хрустальный шар зеркала и увидела свое будущее: отравленные воспоминаниями ночи и разъедаемые желанием дни.

— Это только вопрос времени, Элен. Вы скоро поправитесь.

— Стойте, где стоите, — сказала она. — Вы лжете.

Посмотрела на нож в своей руке, и ей показалось, что он один скажет правду, что он ее последний, надежный друг.

Она воткнула нож в мягкую ямку в шее. Боли не почувствовала, лишь немного удивилась, как красиво выглядит кровь — яркие бесконечные ленты, которые не свяжешь в бант.