Загон предубойного содержания
Шрифт:
— Едой, уважаемый Цунареф! Дрянной некошерной едой. Другими словами, падалью.
— Правильно! Вся эта генетическая некондиция, годная лишь на то чтобы быть съеденной падальщиками, в естественной среде не только бы не выжила, а просто никогда не родилась. Лишь благодаря современным технологиям и современному же слюнявому индивидуалистическому сочувствию любым дегенератам, которое ныне считается вершиной гуманизма, нежизнеспособные мутанты не только остаются в живых, но ещё и активно размножаются и плодят себе подобных! Их заботливо кормят, лечат, их жизнь поддерживают искусственно, не считаясь с затратами, за счёт здоровой части населения. В результате здоровых становится всё меньше, а неспособных к нормальной жизни — всё больше. Очень скоро у прямоходящих станет некому работать и обеспечивать не в меру расплодившихся вырожденцев
— Ну почему так уж и некому работать, дорогой Цунареф? А иммигранты?
— Иммигранты? Это дикари, в их в генах нет ни грана самодисциплины. Если они видят, что можно не работать, они тут же перестают работать, а начинают сладко бездельничать на пособия, которые им платят местные гуманисты, и рожать без счёта таких же дикарей и бездельников. Таким образом иммиграция не сокращает, а только увеличивает число нахлебников обезумевшего от избытка слюнявого гуманизма цивилизованного общества. Идея терпимости к большиству мыслимых пороков не может привести ни к чему иному! В итоге инфраструктура, в которой освобождающиеся рабочие места некем заполнить, просто развалится. Вот в этом самом убойном цеху, куда вы нас поведёте через часок, станет некому работать, и он остановится. Оборудование заржавеет, здание разрушится…
— А мне очень нравится наш убойный цех. Прекрасное инженерное сооружение. Полутуши висят на конвейере, медленно продвигаясь вперёд… Рабочие разделывают их чёткими, выверенными движениями… Иногда мне кажется, что они двигаются как автоматы. Возможно их скоро и заменят роботами, как в автомобильной промышленности… И вы знаете, эта великолепная механизация заставляет забыть, что на конвейере висят не просто куски мяса, а ещё недавно бывшие живыми существа, у которых насильственно отняли жизнь. Эта инженерная непреклонность не позволяет верить, что каждый новый шаг конвейера начинается с убийства. И хотя я каждый день вижу эти массовые убийства, я всё никак не могу смириться с мыслью, что убийство может быть поставлено на конвейер. Смешно, не правда ли?
— Нисколько не смешно, дорогой коллега. Если этот конвейер убийств остановится, некоторое количество прямоходящих не получит на завтрак привычные сосиски и ветчину. Если остановятся все подобные этому конвейеры убийств, прямоходящие очень скоро начнут убивать друг друга, и убивать весьма жестоко, и конвейр убийств возродит себя в ином качестве. Предваряю ответом саркастический вопрос, который читается на вашем лице. Нет, уважаемый Царандой! Вегетерианцами они не станут. Когда цивилизация прямоходящих начнёт разваливаться, а это произойдёт непременно, они погрузятся в такую дикость, которая нам, парнокопытным, и не снилась. Природа, доселе искусственно сдерживаемая цивилизацией, возьмёт своё, и сделает это с удесятерённой яростью. Перед тем как остановиться, нечестивый конвейер бессмысленных убийств обязательно пропустит через себя тех, кто его построил и запустил. Природа слишком хорошо устроена для того чтобы этого не случилось.
Цунареф посмотрел на дремлющих овец, обвёл взглядом ограду загона, задержав его на коридоре, ведущим в убойный цех, и глубоко вздохнул, а затем тихо продолжил:
— Нынешняя цивилизация прямоходящих — это не что иное как загон предубойного содержания, в который они загнали себя в очередной раз. Развитие новейших технологий делает его комфортабельнее чем те, что их предки строили в античные времена, но факта предстоящего убоя это не только не отменяет, а как раз напротив — делает его абсолютно неизбежным. Прямоходящие уже дважды проводили репетицию массового убоя самих себя — в начале и в середине прошлого века — но пока что не довели дело до конца. Не могу не заметить, что несмотря на весьма странную заботу, проявляемую прямоходящими в отношении своих нежизнеспособных смердящих соплеменников, они непрерывно совершенствуют технологии убоя своих полноценных собратьев-конкурентов и применяют их, особо не задумываясь. Нас, парнокопытных, прямоходящие убивают в промышленных масштабах, но при этом их цель — не истребить нас, а напротив, сохранить и приумножить наше поголовье. А вот в отношении самих себя у них такой цели нет. Когда прямоходящие в очередной раз начнут массовый убой друг друга в промышленных масштабах, неизвестно, сколько из них выживет, и выживет ли кто-нибудь вообще.
— Расскажите, уважаемый Цунареф, как произошла ваша трансформация?
— Весьма
— Я уверен, что на вас наехали с ведома, а скорее всего, даже с подачи вашего директора. — серьезно сказал Царандой.
— Возможно. Я обратился к предводителю этой шайки: "На каком основании вы здесь распоряжаетесь?" Тогда эта морда вплотную приблизилась ко мне и проревела: "Вали отсюда на хуй, цунареф, пока пизды не огрёб!" "Моё имя не Цунареф, — ответил я. — Меня зовут Алимбек Азизович Искаков, член-корреспондент Российской Академии Наук! Это раз. Я не покину свою кафедру и свой рабочий кабинет, как бы вы мне ни угрожали. Это два."
— Могу себе представить, что за этим последовало.
— Последовала фраза: "Ну чё, Цунареф, по-хорошему не вкурил? Ну ты козёл! Сейчас ты у меня отсюда не то что пойдёшь, а блядь, поскачешь! На четырёх копытах!". Тут он взял из рук одного из бандитов круглую дубинку, которой американцы бьют по бейсбольному мячу, и принялся меня избивать. Моё тело наполнилось умопомрачительной болью, я слышал и чувствовал как ломаются мои кости, а затем я ощутил страшный удар по голове, и сразу после этого — тишина, провал… И вдруг я внезапно почувствовал, что крепко стою на четырёх ногах в двух шагах перед своим убийцей, и на моей голове есть оружие, не хуже того, которым меня только что убили. Меня нисколько не удивила метаморфоза моего тела, я даже не удивился, увидев своё прежнее тело, лежащее в луже крови с проломленной головой… Всё моё внимание было поглощено врагом. Я сделал могучий рывок и со всей силы вонзил левый рог прямо ему в горло. Хлынула кровь, и враг упал с изумлённым выражением лица. Остальные бандиты тоже взирали на меня в крайнем недоумении и испуге. Наконец один из них достал пистолет, но не успел выстрелить. Я бросился на него и пропорол ему рогом грудь. Затем я выпрыгнул в окно, выбив стёкла и раму, и понёсся прочь на четырёх копытах. Вслед мне хлопнуло два или три пистолетных выстрела, но я был уже далеко.
***
В конференц-зале главный технолог в очередной раз оглянулся на генерального директора, отпил глоток воды, пошуршал листами бумаги и вновь заговорил в микрофон:
— В завершение я хотел бы сказать несколько слов о новом оборудовании, которое мы закупаем в следующем квартале, и которое может существенно улучшить процесс мясопереработки. Прежде всего, мы заключили договор с фирмой Асконд-Пром на поставку паровакуумных установок. Применение паровакуумных установок для окончательной очистки полутуш КРС и свиней позволяет сухим способом эффективно и качественно очищать полутуши от запекшейся крови, опилок костей после распиловки, загрязнений; производить выемку спинного мозга и отсасывание поверхностного жира. Позволяет сократить ручной труд, экономить воду и обеспечивает соответствие санитарно-гигиеническим требованиям.
— Лёха, ты козла сегодня убей! — неожиданно толкнул Митяй соседа локтем в бок.
— Дык, на завтра же вроде договорились! — удивлённо протянул Лёха.
— Передоговоримся. Завтра днём убить как надо не получится. Загон занят будет, опять-таки народ кругом. Ну, забьёшь его опять клещами в бухте, а толку… Ты же хотел жертву? Ну вот тебе… козёл, бля, отпущения!
— А точно, Митяй! Путёво придумал. Козёл — нормальная жертва…
— Самое что надо! Убьёшь его по правилам, и он всю твою чернуху с собой заберёт, как и положено. Потому что отпущения! Понял? — Митяй помолчал, а затем глянул на приятеля с неожиданным на суровом лице выражением, с каким матёрые мужики говорят с малыми детьми, и необыкновенно душевным и ласковым голосом спросил — Ну чё, Лёха, как ты своего козла мочить будешь?