Загон предубойного содержания

Шленский Александр Семенович

— Шкуру снимаете или зачищаете?

— Это кожу-то? Ну да, кожу снимаем. Забеловку делаем прямо во время обескровливания, на том же столе. А в цеху стоят машины барабанного типа, вроде наших, только получше.

— Кровь собираете техническую или пищевую?

— Пищевую. У нас под неё специальные емкостя. Наполняем — и сразу в заморозку. Я всё думаю, какая же зараза её потом пьёт?

— Головы чем отделяете — электропилой?

— Гильотиной, но сперва языки вырезаем малой электропилой и тоже складываем в отдельные емкостя на заморозку. А сами головы в чан, на утилизацию… Только, Митяй, не в технологии тут дело.

— А в чём?

— В том как всё это видится… Ведь оно во сне, а всё такое знакомое,

все мелочи — вообще всё прямо как наяву. У некоторых людей лица тоже бывают знакомые, как будто я уже видал их где-то раньше.

— Где же ты их видал?

— Да ты чё, Митька, глупой? Конечно нигде я их раньше не видал! Это же всё во сне! Оно только кажется так, будто я их видал. — Лёха на мгновенье замолк, а затем неуверенно продолжил: — А вообще-то, кто знает… Может и в самом деле видал… В другом каком сне…

Лёха опять замолк, а затем его взгляд ожесточился и углубился в себя, словно он усиленно пытался рассмотреть стенки своего черепа изнутри.

— Короче, забиваю я их не просто так, а обязательно по списку. У кажного человечка — свой номер. Я их по номерам выкликаю. Они, значится, подходят, одежду там, часы-кольца, всякие там украшения, перед забоем всё это с себе снимают и отдельно в ящики ложат. Всё так тихо, молчком, по-деловому. Ботинки к ботинкам, часики к часикам, колечки к колечкам… А по разделочному пройдёшь, и там тоже всё по отдельности расфасовано — в грязной зоне в одних чанах головы лежат, глазами на тебя лупают, в других — руки навалены, по щиколотку отрубленные. Которые руки бабские, сразу видно, у них ногти крашеные торчат. Дальше пройдёшь — там в чанах требуха, печёнки-селезёнки. Кишки тоже отдельно размачивают в чану, само собой. Воняють они, кишки эти, хуже чем у свиней…

— А чё ж им, Лёха, не вонять-то? Люди потому что едять всякое гавно, какое ни одна свинья жрать не станет, а уж чего они пьють, про это вообще молчу… Всё у тебе во сне как наяву… Не пойми ещё, где и сон, а где явь… Может, это я у тебя во сне, а твой человекоубойный комбинат — прикинь — наяву! А, Леха? — хохотнул Митяй.

Лёха на мгновенье замер, а затем ошалело помотал головой и заехал себе по рёбрам костяшками пальцев, словно силясь проснуться.

— Да нет, Митька… вроде не похоже…

Главный технолог оторвался от бумаги, сделал пару глотков воды из стакана и продолжил доклад:

— К боксу убоя животные направляются по специальным проходам и пандусам, которые проектируются таким образом, чтобы не создавать трудностей для животных и не послужить косвенной причиной травмы, которая может затруднить процесс оглушения и вызвать стресс у животного. Подгон животного осуществляется специальными погонными приспособлениями. В редких случаях используется электрошокер, в основном для того, чтобы успокоить слишком буйное животное и заставить его двигаться в нужном направлении. Как правило, это осуществляется специальными опахалами, особым направлением света либо с помощью виброплощадок. В любом случае, следует стараться использовать меньше шокирующих воздействий, чтобы не вводить животное в стресс, из которого оно выходит слишком долго.

— Лёха, а как же ты людей глушить в бухту загоняешь? Они же поди орут, упираются? Обсираться должны от страха! Чай ведь не овцы, всё понимают!

— Вот как раз, Митяй, в том всё и дело, что и не упираются они совсем! Идут мужики, бабы, детишки… Тихо так, молча, как будто так и надо. Зайдёт в бухту, встанет и в глаза мне смотрит жалистно — на, мол, бей! Ну, я это — шарахну его клещами — упадёть, только что руки-ноги дрожат мелко. Когда овцу или свинью глушишь, у ей так же ноги дрожат. Бывает иногда что покорчится, поблюёть, да и опять встанет. Поднимется, встанеть кое-как — ножки-то подламываются — и опять мне в глаза смотрить,

ждёть когда я его добью. И всегда всё молчком, ну разве когда застонет, а так бы кто хоть раз слово молвил… Ну я его — хрясь! клещами по второму разу, чтобы долго не мучился, и тут же следующему говорю чтобы готовился. А этого подъёмником зацепляю, ложу его сразу на стол, дисковым ножом ему по шее чикну, чтобы кровь отворить, и пока забеловку сделаю, как раз вся кровь в поддон стекёт, а там уже ёмкостя подставлены. Потом этого уже готового цепляю на конвейер — и следующего приходую… И так всю ночь… Я сперва внимания особого не обращал, а потом стал мне этот сон надоедать. Ну куды это — кажную ночь людей убиваю! Верка из-за этого меня теперь шугается, как будто я зверь какой. Боюсь кабы она в один день не собрала детишек и к родителям не ушла. Я же её порешу тогда, а потом и себя заодно.

— А к докторам ты с этим не пробовал?

— С этим? Ты чё, Митяй! Это же чернуха! Они меня с ней сразу в дурку упрячут!

— Да ладно тебе, прямо сразу в дурку… Может, просто таблетки какие дадут. А давно тебя эта чернуха одолевает?

— Да примерно с год. Я уж и водку с прополисом пробовал, и пустырник с валерьянкой у жены пил, а недавно даже к бабке Щелбанихе ходил заговариваться.

— Ну знаю. Витька Андронов к ней бегал от водки избавляться. Помогла. Две недели не пил вообще ни грамма, а то кажный день ходил бухой. А тебе как, помогла?

— Не, Митяй, мне ни фига. Она меня как увидала, сразу с лица поменялась и велела идтить взад, и деньги брать не стала. А когда я с её дома вышел, она через весь двор за мной шла и какой-то там водичкой мой след кропила. Видать боялась, что моя чернуха и на неё перекинется.

— А знаешь, Лёха, может тебе и взаправду кого-нибудь убить, а?

— Дык, Митяй, и так уже убиваю кажин день, и наяву и во сне! Куды же ещё больше?

— Это всё — не то. Скотину током глушить — это не убивство, это обыкновенный забой. В нём чего для души? Да ничего! А ты вот чего: ты убей по-настоящему. Так чтобы душу в тебе всю перевернуло. Может быть, душа посля того как перевернётся, уляжется как-нибудь более подходяще, и пройдёт твоя чернуха. Понял али нет?

Лёха внимательно посмотрел на товарища, но сразу ничего не ответил. Между тем главный технолог возвестил в микрофон:

— Убой скота и разделка туши состоят в основном из следующих операций: оглушения, обескровливания животных, съемки шкуры или освобождения ее от волосяного покрова, отделения головы и конечностей, извлечение внутренностей, распиловка и туалета туши. На мясоперерабатывающем комплексе «Мервинский» животных, в том числе крупный рогатый скот, свиней, овец и лошадей, оглушают электротоком. Для оглушения КРС требуется напряжение от ста до ста шестидесяти вольт при длительности воздействия двенадцать-тринадцать секунд, соответственно для телят и овец шестьдесят — семьдесят пять вольт и от двух до пяти секунд, и для свиней шестьдесят — семьдесят пять вольт и пять-восемь секунд. После оглушения животное извлекается из бокса и производится обескровливание. Во избежание травмирования оглушенных животных перед боксом на полу устанавливается деревянный настил.

Неожиданно Лёха глубоко вздохнул, распрямил спину и с выражением твёрдой решимости в глазах саданул своего приятеля основанием кулака сверху по бедру.

— Это за что меня так? — поморщился от удара Митяй.

— А за правду! Прав ты, Митяй. Надо убить, я и сам давно чувствовал. Как ты думаешь, кого в жертву принести?

— Жертву? Какую ещё жертву?

— Ну это… я когда малой был, всё книжки про старину любил читать. Как они жертвы всякие разным там богам приносили. Когда животных, а когда даже и людей. Ну там, рабов, пленных, даже своих детей. Вот такую.