Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга

Финкер Курт

Группа же молодых офицеров, напротив, активно участвовала в предпринятой акции. Обер-лейтенант Корде обеспечил охрану ворот: караул пропускал в здание только лиц со специальными пропусками; капитан Фриче контролировал вестибюль и прилегающие помещения (поскольку далеко не все сотрудники принадлежали к числу посвящённых); капитан Клаузинг и лейтенанты фон Кляйст, фон Оппен, фон Гаммерштейн находились в распоряжении Ольбрихта и Штауффенберга в качестве офицеров для особых поручений. Однако другая группа офицеров занимала выжидательную позицию, не предпринимая, правда, пока никаких контрмер. Некоторые из этих офицеров поначалу сорвали со своих мундиров эмблему державного орла со свастикой,

а затем, всего через несколько часов, когда произошёл решающий поворот, снова прикрепили его на грудь.

После 17 часов в здании на Бендлерштрассе появился обер-фюрер СС Пфифрадер и потребовал разговора со Штауффенбергом. На самом деле он имел задание Главного управления имперской безопасности незаметно арестовать Штауффенберга — Гиммлер уже сообщил о нём из ставки как о предполагаемом преступнике. Но Штауффенберг приказал посадить под арест Пфифрадера вместе с сопровождавшими его двумя сотрудниками уголовной полиции. Так же поступили и с генералом фон Корцфляйшем, который хотя и явился на Бендлерштрассе, но поддержать начатую акцию отказался. Его преемником был назначен генерал фон Тюнген. Корцфляйш попытался бежать, но его схватили. Атмосферу, царившую на Бендлерштрассе, рисует Людвиг фон Гаммерштейн, которому фон Шверин приказал находиться в приёмной Ольбрихта:

«Когда я вернулся на своё место в приёмной, Ольбрихт позвал меня в свой кабинет и сказал, чтобы я оставался здесь: в соседней комнате сидит генерал фон Корцфляйш — пусть ни в коем случае не вздумает выкинуть какую-нибудь глупость. Минут через пять с криком: «Генерал удрал!» — ко мне влетел адъютант — пожилой подполковник для особых поручений фон дер Ланкен. Я бросился вслед за ним, увидел бегущего через вестибюль генерала и крикнул охране: «Внимание, у выхода!» Там с надёжным унтер-офицером стоял Кляйст. Он сразу же приставил к груди генерала пистолет, а потом подбежал ещё один обер-лейтенант (Вендельштейн)... Корцфляйш повис у них на руках. Он был совершенно без сил.

Я весьма вежливо препроводил сего господина в предназначенную для него комнату; весь остаток вечера мне пришлось караулить его. Сначала он бушевал и орал, кому мы, мол, принесли присягу, но постепенно успокоился. Потом пришёл его офицер-порученец — совершенно ничего не подозревавший пехотный капитан — выяснить, где же запропал его начальник. Ольбрихт направил капитана к нам. Тот сообщил, что полученные ими до настоящего времени приказы выполнены.

Теперь Корцфляйш уже больше говорил сам с собой, нежели с нами, распространяясь насчёт своих заслуг на поле брани и на посту заместителя командующего войсками в Берлине. Он, мол, всегда выполнял свой долг и командовал своими войсками наилучшим образом. Но на путч он не способен, он просто не может пойти на это, да этого от него и требовать нельзя: ведь он солдат. Эту фразу он повторил несколько раз, а потом поручил мне узнать, что с ним собираются делать. Коли хотят продержать всю ночь, пусть дадут постель. «Скажите генерал-полковнику, я заинтересован только в одном: отправиться домой полоть клумбы в своём саду!» Вот так: сначала бушевал насчёт присяги, а потом вдруг захотел выпалывать сорняки»⁵⁰.

Появление Пфифрадера в сопровождении всего двух криминалистов показывало, что в это время — около 17 часов — в Главном управлении имперской безопасности всё ещё полагали, будто речь идёт об индивидуальном акте Штауффенберга, а не о государственном перевороте. В 17 часов 30 минут все поднятые по тревоге в Берлине и его окрестностях войска получили боевые приказы и частично уже находились на марше. Однако подход их задержался таким образом, что к данному моменту — примерно через пять часов после покушения —

указанные в приказах позиции заняты ещё не были.

Затем начал сказываться саботаж, имевший место на узле связи в здании на Бендлерштрассе. Передача телеграмм была задержана дежурным офицером лейтенантом Рёригом, последовательность систематически дополнявших друг друга приказов «Валькирия» произвольно нарушена, в результате чего смысл их исказился. Когда же наконец их удавалось передать по телеграфу, их тут же объявляли не имеющими силы по телефону. На настойчивые требования Ольбрихта и Штауффенберга Рёриг отвечал ссылками на «технические трудности». В результате отдельные военные округа из цельного комплекса приказов получили всего лишь отрывочные указания и не знали, что же им следует предпринять. Заговорщики упустили из вида необходимость посадить на аппараты связи надёжных людей, убрав приверженцев Гитлера.

Около 17 часов 35 минут началась, как уже говорилось, передача телеграммы с первым основным приказом.

В 18 часов в здании на Бендлерштрассе появились генералы Шпехт, Кунце и Штреккер, приглашённые на служебное совещание ещё Фроммом. В кабинете Фромма Гёпнер разъяснил им обстановку. Шпехт — инспектор подготовки командных кадров, которого Ольбрихт до этого несколько раз безуспешно пытался привлечь на свою сторону, — и теперь отказался действовать заодно с заговорщиками. Отказался и Кунце, начальник отдела боевой подготовки. Их заперли вместе с Фроммом, но около 20 часов 20 минут им удалось незаметно выйти из-под ареста.

В период после 18 часов 30 минут командующим военными округами были отправлены второй основной приказ и — правда, не полностью — дальнейшие приказы: о захвате учреждений и транспортных узлов, аресте нацистских главарей, занятии концентрационных лагерей. Приказы эти, как правило, вызывали недоумение, наталкивались на нерешительность и колебания. Поскольку в заговор были посвящены лишь немногие командующие округов, осуществление отданных приказов в большинстве случаев оказывалось под вопросом; к тому же вечером стали поступать первые контрприказы.

В 18 часов 30 минут на Бендлерштрассе наконец поступило донесение о том, что правительственный квартал оцеплен тремя ротами охранного батальона. К 19 часам подразделения пиротехнического училища и оружейно-технического училища сухопутных войск заняли свои опорные пункты в Цейхгаузе и бывшем королевском дворце. Две ударные группы патрульной службы сухопутных войск в 19 часов стояли на Унтер-ден-Линден (угол Вильгельмштрассе) в готовности атаковать здание министерства пропаганды и схватить Геббельса. Но основные силы ещё не подошли; первые танки прибыли в центр города только около 19 часов 30 минут.

Полковник Глеземер, награждённый «Рыцарским крестом» начальник II танкового училища в Крампнице, задержал его подъём по тревоге и подход танков, тем временем вместе со своим адъютантом капитаном Шауссом выехав вперёд на Бендлерштрассе. Ольбрихт приказал ему ждать в состоянии готовности с основными силами танков у Колонны победы и обеспечить охрану Общевойскового управления сухопутных войск. Дальнейшие приказы он получит от Мерца. Когда позднее Глеземер отказался подчиниться этим приказам, Мерцу пришлось арестовать его. Однако тот успел сообщить о создавшемся положении инспекции танковых войск. Её начальник полковник Больбринкер, которому подчинялись все танковые училища, распорядился оттянуть танки на Фербеллинерплац и известил Геббельса о происходящем в городе. Тем временем, как мы увидим далее, Геббельс получил информацию и из других источников. Заявив о своём мнимом желании выполнять приказания Ольбрихта, Глеземер сумел ввести в заблуждение свою охрану и скрыться.