Заговор «Аквитания»
Шрифт:
Джоэл отошел от писсуара и оглядел выложенное кафелем помещение, впервые услышав звук нескольких голосов. Голоса доносились снаружи, откуда-то из-за окон с матовыми стеклами, расположенными примерно в трех четвертях от пола. Странно! Сейчас повсюду принимаются все более строгие меры в борьбе с контрабандой оружия и наркотиков, a тут вдруг помещение, из которого можно выбраться до прохождения таможенного контроля. И тут его осенило: вот так-то он и выберется из аэропорта. Рейс из Гамбурга – внутренний рейс, а значит, в этой части аэровокзала просто нет никакой таможни, и окна здесь могут выходить куда угодно. Пассажиров все равно проверяют,
Однако у входа никого не было. Он оставил самолет последним, точнее – предпоследним. Значит, его преследователи предпочитают оставаться незамеченными. Кто бы они ни были, они наверняка устроили засаду в каком-нибудь укромном местечке аэровокзала и спокойно дожидаются его там. Пусть дожидаются.
Джоэл подошел к крайнему окну справа и поставил атташе-кейс на пол. Выпрямившись во весь рост, он обнаружил, что голова его на несколько дюймов не достает до нижнего края окна. Он ухватился за две белые ручки и попытался поднять раму. Рама легко поднялась на несколько дюймов. Он провел рукой по освободившемуся пространству – решетки не было. Если раму поднять полностью, получится проем, вполне достаточный, чтобы выбраться наружу.
Сзади послышался какой-то шум – удары металла по деревянной поверхности. Обернувшись, он увидел, как в медленно открывающуюся дверь проходит сгорбленный старик в белом комбинезоне уборщика со щеткой и ведром. Не торопясь, явно уверенный в своей правоте, старик достал из кармана часы, многозначительно посмотрел на них, произнес что-то по-немецки и выжидающе уставился на Джоэла. Джоэл догадался, что служебный туалет, по-видимому, закрывается до утра. Необходимо срочно что-то придумать. Он не может уйти отсюда – это единственная возможность выбраться из аэропорта, минуя зал для пассажиров. Бегать по аэропорту и искать какой-то другой выход бессмысленно и опасно.
Металлическое ведро в руках у старика подсказало ему, что можно сделать, хотя и не было никакой уверенности, что замысел этот удастся. Изобразив на лице гримасу боли и застонав, он ухватился за сердце и опустился на пол.
– Доктора, доктора… доктора! – выкрикивал он голосом, полным отчаяния и боли.
Уронив щетку и ведро, старик разразился взволнованной речью и осторожно сделал несколько шагов вперед. Конверс перевернулся на правый бок и, уставившись на немца выпученными, ничего не понимающими глазами, привалился к стене, судорожно хватая ртом воздух.
– Доктора!.. – прошептал он.
Старик, дрожа от страха, попятился назад, потом повернулся, распахнул дверь и выбежал, зовя на помощь.
В его распоряжении считаные секунды. Ворота в зал находятся не более чем в двух сотнях футов слева от уборной, а главный вход в аэровокзал, возможно, в сотне футов справа. Джоэл схватил ведро и, перевернув его вверх дном, поставил под окно. Стоя на нем одной ногой, он уперся руками в основание рамы, она подалась, однако, поднявшись на несколько дюймов, остановилась, наткнувшись на какое-то препятствие. Он толкнул раму еще раз, уже изо всей силы – результат тот же. Тяжело дыша, Конверс внимательно пригляделся и с ужасом обнаружил два маленьких металлических ограничителя. Кельн – Бонн хоть и не является международным аэропортом с набором сложнейших охранных устройств, но и он решает те же проблемы, правда, более простыми способами.
Из
Через несколько мгновений за резким поворотом цементной дорожки он увидел залитый светом вход в аэровокзал и очередь к такси, состоящую в основном из пассажиров рейса № 817 из Гамбурга – того самого, на котором он прилетел. Они успели получить багаж и теперь дожидались, пока таксисты по вздутым ночным тарифам отвезут их в Бонн или Кельн. Асфальтированные дороги подходили к входу и выходу аэровокзала, в нескольких местах их пересекали пешеходные переходы, а еще дальше располагалась огромная платная стоянка для тех, кто ездит в собственных машинах. Конверс перемахнул через перила и бросился по газону к ближайшей асфальтовой полосе, укрываясь за живой изгородью всякий раз, когда в его сторону падал яркий свет фар. Теперь ему нужно такси, такси с водителем, который понимает по-английски; он не мог оставаться на ногах, без машины…
Он уже побывал в таком положении годы назад. На тропе в джунглях… Если бы у него был тогда джип, пусть даже вражеский джип, он смог бы… Прекрати! Это не Вьетнам, это проклятый аэропорт с миллионами тонн цемента, залитого между цветами и травой! Джоэл продвигался вперед, то выходя из тени, то снова скрываясь в ней, до тех пор, пока не сделал полукруг, оказавшись в темноте перед самым последним такси. Он подошел к машине.
– Английский? Говорите вы по-английски?
– Энглиш? Найн.
Второй шофер тоже дал отрицательный ответ. Больше повезло с третьим.
– Вы, американцы, говорите, только дурак сядет за руль такси без английского. Да?
– Логично, – согласился Джоэл, открывая дверцу.
– Найн. Нельзя.
– Почему?
– Очередь. Только очередь.
Конверс сунул руку в карман и вытащил пачку немецких марок.
– Я – не скупой. Понимаете?
– Острое заболевание, тогда можно. Садитесь, майн герр.
Такси сорвалось с места и, набирая скорость, покатило к выездной полосе.
– Бонн или Кельн? – спросил шофер.
– Бонн, – ответил Конверс, – но чуть позже. Сначала я хочу, чтобы вы выехали на другую полосу и остановились у этой парковочной стоянки.
– Что?
– На другую полосу. Я хочу понаблюдать вон за тем входом. Мне показалось, что из Гамбурга прилетел человек, которого я знаю.
– Многие уже вышли. Если только с багажом…
– Она еще не выходила, – настаивал Джоэл. – Пожалуйста, сделайте так, как я прошу.
– Она… Ах, айн фройлян. Марки – ваши, майн герр, так что…
Шофер свернул в короткий проезд, выходящий на подъездную дорогу и к парковочной площадке, и остановился в тени. Вход в аэровокзал находился примерно в сотне ярдов слева.