Заговор «Аквитания»
Шрифт:
– Вот видите, это правда! Геринг ведь делал такие вещи.
– Делал, хотя и редко отдавая себе отчет в том, что делает, – недовольно согласился генерал. – Все это странно и даже подозрительно, Ильзе. Юрист этот хоть показал вам какие-нибудь документы в подтверждение своих слов?
– Конечно! – в панике соврала Ильзе Фишбейн, начиная лихорадочно придумывать детали. – Там была заполненная форма с юридическим заявлением и… подтверждение – все, что необходимо для конфиденциального слушания в суде! Конфиденциального! На закрытом заседании! Видите ли, там это как-то связано с налогообложением, с налогами, которых лишатся местные власти, если имущество конфискуют…
– Я
– Вы всегда проявляли понимание, мой генерал, а я всегда была лояльна. Я никогда ни в чем не отказывала вам как с профессиональной, так и с интимной точки зрения. Очень прошу вас. Два миллиона долларов! У вас это отнимет не более десяти или пятнадцати минут.
– Не могу отрицать, Ильзе, вы всегда были для меня кем-то вроде милой и послушной племянницы. И никто не может знать об иной вашей роли… Хорошо, значит, сегодня вечером. В девять часов я обедаю в «Штайгенбергере» и по дороге заеду в «Шлосспарк», в восемь пятнадцать или около этого. А вы потом подарите мне что-нибудь на свои – как бы это выразиться? – неблагоприобретенные капиталы.
– Я встречу вас в холле.
– Со мной будет мой шофер.
– Ах, хотя бы еще двадцать человек!
– Этот один стоит двадцати пяти, – заметил Ляйфхельм.
Фитцпатрик сидел в кресле снятого им маленького конференц-зала на первом этаже отеля и, глядя в лежащую у него на коленях инструкцию, внимательно изучал купленный пистолет. Припоминая объяснения продавца, он сверялся с диаграммами и с удовлетворением убеждался, что понял все достаточно хорошо. Пистолет этот походил на флотский «кольт» 45-го калибра, с которым он был знаком. Сейчас у него в руках был автоматический пистолет фирмы «Хеклер и Кох», модель ПГС, калибр девять миллиметров, в обойму его входило девять патронов. Он знал теперь, как зарядить пистолет, как прицелиться и как выстрелить, к тому же он надеялся, что стрелять ему не придется.
Фитцпатрик посмотрел на часы – было уже почти восемь. Он сунул пистолет за пояс, поднял с пола инструкцию, встал и огляделся, мысленно прикидывая свои будущие действия. Фишбейн сказала ему, что Ляйфхельма будет сопровождать шофер, – можно предположить, что этот человек выполняет и другие функции. Если так, то у него не будет возможности попрактиковаться в этом. Помещение – один из двадцати с чем-то конференц-залов отеля, снятый им от имени фиктивной компании, – было не очень обширным, но его планировку он сумел обратить себе на пользу. В центре зала стоял обычный прямоугольный стол, с телефоном, с тремя стульями по каждой из боковых сторон и по одному на торцах. У стены – дополнительные стулья для стенографисток и консультантов. Все как обычно. Однако в середине левой стены была дверь, которая вела в крохотную комнатку, предназначенную, очевидно, для частных переговоров. Там тоже был телефон. Правда, когда на нем снимали трубку, то на аппарате, стоявшем в конференц-зале, зажигалась сигнальная лампочка – конфиденциальность, таким образом, распространялась в Бонне только до определенных границ. Чтобы попасть в зал, нужно было пройти через небольшое фойе, и, таким образом, входившие не могли сразу оглядеть все помещение.
Коннел сложил наставление «Хеклера и Коха» и засунул его в карман пиджака, потом подошел к столу и придирчиво оглядел его.
Фитцпатрик подвинул стул на несколько футов и направился к боковой комнате. По дороге он зажег две настольные лампы у небольшого дивана, а потом вывернул лампочку, ближайшую к телефону. Затем вошел в маленькую комнату, остановился за открытой дверью и заглянул в узкую щель между верхними и нижними петлями – отсюда хорошо просматривался вход в фойе; когда трое войдут в конференц-зал, он выйдет отсюда.
Раздался стук в дверь – торопливое, нервное постукивание наследницы, не способной обуздать свои чувства. Он сказал ей только, как пройти в зал, больше ничего. Ни своего номера комнаты, ни фирмы, от имени которой он снял зал, а она на радостях не поинтересовалась этим. Фитцпатрик торопливо снял телефонную трубку в маленькой комнате и положил ее рядом с аппаратом. Затем снова встал за дверью под таким углом, чтобы можно было смотреть в щель, вынул из-за пояса пистолет и, прижав его к губам, приветливо крикнул по-немецки так громко, чтобы его можно было услышать в коридоре:
– Bitte, kommen Sie herein! Die Ter ist offen. Ich telefoniere gerade [58] .
Звук открывающейся двери только чуть опередил Ильзе Фишбейн, которая быстрым шагом вошла в конференц-зал и устремила взгляд на стол. За ней следовал Эрих Ляйфхельм, который быстро обвел глазами зал и чуть заметно кивнул кому-то сзади. В поле зрения появился третий человек в шоферской униформе, держа правую руку в кармане черной куртки. Затем Коннел уловил второй звук, который так жаждал услышать, – захлопнулась входная дверь.
58
Входите, пожалуйста! Дверь открыта. Я разговариваю по телефону (нем.).
Морской юрист рывком открыл дверь маленькой комнаты и быстро шагнул вперед, направив пистолет на шофера.
– Ты! – крикнул он ему по-немецки. – Вынь руку из кармана! Медленно! – Женщина охнула и набрала воздуха в легкие, собираясь закричать. Фитцпатрик резко бросил: – Молчать! Ваш дружок подтвердит: мне терять нечего. Я могу перестрелять всю вашу троицу и через час покинуть страну, а полиция пусть себе ищет несуществующего мистера Парнелла.
Шофер, у которого от сдерживаемой ярости ходили желваки, вытащил из кармана руку с растопыренными пальцами.
Ляйфхельм злобно уставился на пистолет в руке Коннела, лицо его больше не было восковым – он пылало от гнева.
– Вы не посмеете…
– Посмею, фельдмаршал, – отозвался Фитцпатрик. – Точно так же, как сорок лет назад вы посмели изнасиловать ребенка, а потом сделали так, чтобы эта девочка и ее семья не вышли из лагеря. Не валяйте дурака, на вашем месте я бы не стал сердить меня еще больше. – Коннел повернулся к женщине: – Вы! В папке на столе восемь кусков веревки. Начинайте с шофера. Свяжите ему руки и ноги, я скажу, как это делается. Живо!