Заговор букв
Шрифт:
Надо обратить внимание и на озвучивание «эстетической» и «антиэстетической» частей стихотворения. Первая часть поразительно музыкальна, откровенно романсна, что и определило песенную судьбу стихотворения. Пожалуй, один из самых звонких, певучих, песенных звуков в языке – «л». Так вот, четыре с половиной строфы до катастрофы содержат 21 такой звук, а четыре с половиной строфы после – всего 11. Конечно, Некрасов делал это не нарочно, а интуитивно, но даже сочетания с «л» подобраны такие, которые звенят и переливаются (пл – гл – оло, особенно часто – гл: глядишь, загляделся, заглядеться, смуглой, полукруглой, глазок, взгляд). Это музыка колокольчика, который, кстати, ни разу не упомянут Некрасовым, а остался на уровне звукообраза.
Достаточно очевидна работа с ассонансами (у):
СквозьВсе это накладывается на бесконечные внутренние рифмы (в этой строфе – «проби» – «брови» и т. д.) и аллитерации, образуя действительно нечто звенящее. Вот, например, следующая строфа, насквозь прошитая внутренними созвучиями:
Взгляд один чернобровой дикарки,Полный чар, зажигающих кровь,Старика разорит на подарки,В сердце юноши кинет любовь.Нельзя сказать, что вторая часть озвучена хуже, но музыки колокольчика в ней нет, хотя внутренних рифм хоть отбавляй:
Завязавши под мышки передник,Перетянешь уродливо грудь.Будет бить тебя муж-привередник…Сочетания звуков «перед – перет – веред» стали бы образцом звукописи и в ХХ веке. То же самое можно сказать о хлюпающем сочетании «схор – сыр» в строке «И схоронят в сырую могилу…» А звук «у» в строках
Как пройдешь ты тяжелый свой путь,Бесполезно угасшую силуИ ничем не согретую грудь –звучит уже не как песня хмельного ямщика, а как похоронный вой.
Концовка стихотворения (две последние строфы) представляет собой любопытнейший исход «противочувствия» (это слово любил употреблять в применении к литературе Л. С. Выготский) восторга надежды и горечи безнадежности. Некрасов не зовет героиню преодолеть судьбу, а советует смириться, для этого даже используя повелительное наклонение («не гляди», «заглуши»):
Не гляди же с тоской на дорогу,И за тройкой вослед не спеши,И тоскливую в сердце тревогуПоскорей навсегда заглуши!Этот восклицательный знак (единственный в стихотворении) должен нам сообщить кое-что об отношении автора к героине. Вряд ли он торжествует по поводу грядущей победы смерти над молодой и красивой жизнью, вряд ли злорадствует, скорее сам заглушает восклицанием собственную тоску, тревогу и невозможность вмешаться и помочь. В сущности, он констатирует необходимость смирения, но смиряется ли с неизбежностью сам? И каково его отношение к тройке (кстати, «бешеной»), ямщику под хмельком и позеру корнету? Что за последним многоточием? Здесь мы вступаем в область догадок, а чтобы выйти из этой области, обратимся к одной из самых известных троек в русской литературе – гоголевской птице-тройке-Руси. Как соотносятся гоголевский и некрасовский образы? Гоголь увлекся полетом, забывая, возможно, намеренно, о Чичикове в тройке. Некрасов обратил внимание на тех, мимо кого эта тройка проносится. Тройка – поэзия русской жизни. Но поэзия проносится мимо, и Некрасов предпочитает остаться с теми, кто вне этой поэзии, чтобы извлечь поэтическое из области заведомо грубой прозы.
Рассматривать стихотворение «На железной дороге» А. А. Блока вне некрасовской «Тройки» и – шире – некрасовского влияния совершенно бессмысленно, хотя сам Блок указывал в качестве литературного ориентира на «Воскресение» Л. Толстого (без
Нетрудно заметить, что объединяет два стихотворения. Прежде всего, это мотив дороги, проходящей мимо. Правда, теперь эта дорога железная, но ведь и само название стихотворения очень «некрасовское». Впрочем, несмотря на название, уже на этом уровне проступают различия, потому что блоковское название – символ, который по смыслу ближе к строчке Е. А. Баратынского «Век шествует своим путем железным», чем к «Железной дороге» Некрасова, где прилагательное не является эпитетом, как у Блока.
В своей книге «Некрасов. Современники и продолжатели» профессор Н. Н. Скатов, ссылаясь на более раннего исследователя – И. Оксенова, а также добавляя кое-что от себя, отметил близость между этими двумя стихотворениями. Опираясь на их замечания, продолжим сопоставление.
Как мы видим, совпадения возникают в портрете женщины, в том, чего она ждет от дороги, что и как переживает; похожи и те, кто, не задумываясь о ее судьбе, проезжает мимо. Примерно треть блоковского стихотворения явно восходит к определенным строчкам Некрасова, вся образная система взята у него же, но чем больше сходства, тем значимее различия. Об одном из них мы уже говорили в связи с названием. Некрасов – реалист, и образы его реалистичны. Блок – романтик и символист, поэтому мы имеем дело с символами, и сюжетное решение у Блока совсем другое. Скатов пишет об этом так: «Некрасов как бы предоставил для будущих разработок ряд возможностей. Блок извлекает романтическую стихию… Но трагедия блоковского стихотворения – это уже и усложнившаяся сравнительно с некрасовским трагедия». Все это совершенно верно. Начнем с того, что уже в первых строчках мы сталкиваемся не с живой, а с мертвой героиней:
Под насыпью, во рву некошеном,Лежит и смотрит, как живая…Мимоходом следует отметить и сходство героини с мертвой Катериной из «Грозы». Стихотворение Блока все строится на литературных аллюзиях. Итак, в настоящем времени у Блока героиня мертва. Но именно это настоящее в значительной степени эстетизируется Блоком:
В цветном платке, на косы брошенном,Красивая и молодая.Смерть у Некрасова, точнее, не смерть, а героиня в состоянии смерти, показана не красивой, а безобразной. Вспомним, что, перед тем как умереть, некрасовская героиня растеряла свою красоту. Это не значит, что Некрасову вообще чужда эстетизация смерти, в частности женской (то ли дело Л. Толстой). Чего, например, стоит одна концовка поэмы «Мороз, Красный нос»:
А Дарья стояла и стылаВ своем заколдованном сне…Но в «Тройке» смерть не выглядит привлекательной, к тому же героиня встречает ее пассивно (она изменилась и не похожа на ту девушку, которая готова бежать за тройкой). Блоковская героиня, напротив, активно прерывает «пустые мечты» «юности бесполезной». Она вообще кажется более самостоятельной, чем героиня Некрасова, хотя зависит от дороги, пожалуй, значительно больше. Она волнуется не меньше, чем некрасовская красавица (см. 2-ю строфу), но не «бежит торопливо», а ведет себя более сдержанно. Возможно, в этом и трагедия: несоответствие мечты и реальности она воспринимает острее. Это ей, судя по всему (или автору?), принадлежат эпитеты: «юность бесполезная», «пустые мечты». И если у Некрасова «сердечко» героини «забило тревогу» в ответ на взгляд «проезжего корнета», то героиня Блока долго и сознательно добивается «улыбки нежной» гусара. После строк: