Заговор Елизаветы против ее сестры Марии Тюдор
Шрифт:
– Ох, нелегка государственная служба, будь она неладна! – покачал головой первый агент.
Сэр Стивен был в отличных отношениях с Богом: они не мешали друг другу, каждый занимался своим делом. Сэру Стивену никогда в голову не приходило влезать в планы Всевышнего или пытаться постичь его замыслы – это было, по меньшей мере, невежливо; Бог, со своей стороны, тоже не препятствовал сэру Стивену в его работе, предоставив ему полную свободу действий. Такие отношения были легки, необременительны и не вызывали конфликтов – в итоге, дела сэра Стивена шли превосходно и он всем сердцем желал, чтобы они были столь же хороши у Бога.
Сэр Стивен не ставил перед собой недостижимых целей, не шёл против течения и поэтому
К людям сэр Стивен относился ровно и спокойно: в годы правления короля Генриха он прекрасно ладил с сэром Томасом Мором, непримиримым противником реформ, и с сэром Томасом Кромвелем, убеждённым их сторонником, и с кардиналом Вулси, не помышлявшим об отделении английской церкви от Рима, и с архиепископом Кранмером, добивавшемся этого отделения. Помимо этого, у сэра Стивена значились в приятелях многие другие видные католики и протестанты, – а также он водился с купцами-сарацинами, евреями-ростовщиками, и, наконец, с одним учёным индусом, вывезенным португальцами с Цейлона и после долгих мытарств попавшим в Англию.
Сэр Стивен был подобен умелому садовнику, который находит надлежащее место каждому растению, имеющемуся в его распоряжении – и плодовым деревьям, и декоративным кустарникам, и экзотическим цветам, и простой траве. При правильном использовании всё это может приносить пользу или радовать глаз, – и лишь в крайних случаях, когда растения начинают мешать развитию сада, приходится прибегать к прополке.
Хорошо возделанный сад – сам по себе награда для садовника, а если садовое хозяйство ещё и приносит неплохой доход, то большего и желать нельзя. Государственный сад, возделываемый сэром Стивеном, находился в образцовом состоянии и приносил ему замечательный доход; если бы не сорняки, время от времени пытающиеся завоевать себе место под солнцем, всё было бы великолепно. Для прополки сорняков, однако, можно было позвать помощника, не гнушающегося грязной работой: таким помощником для сэра Стивена был епископ Эдмунд. Он относился к распространённому в Англии типу людей, которые хотят больше, чем могут, и которых мучает изжога от вида чужих успехов. Епископ был твёрдым приверженцем католичества, но не от того, что отличался благочестием и ревностью к вере, а из-за неспособности найти другое надёжное пристанище в своей жизни. Католичество было его цитаделью и одновременно осадной башней: оно помогало ему отбиваться от врагов, посягающих на его жизненное пространство, и, в свою очередь, нападать на них. В Англии после реформ короля Генриха оказалось большее количество тех, кто потерявшись в новых жизненных условиях, заперлись в католической цитадели и совершали оттуда отчаянные вылазки на врагов, – а врагами они считали всех непохожих на себя, а уж тем более, возвышающихся над ними. Епископ Эдмунд мог бы стать вождём этих испуганных и озлобленных королевских подданных, но ему не хватало ума и смелости, – зато при лорд-канцлере сэре Стивене он почувствовал свою значимость, пусть и на второй роли. Пропалывать государственный сад от сорняков, бросать плевела и не приносящие доброго плода деревья в огонь, стать оплотом многострадальной веры и верующих, – такая высокая миссия стоила каких угодно жертв. Епископа огорчало лишь то, что сэр Стивен всё время сдерживал его и не давал развернуться, как следует…
В тумане, проникшем в королевский дворец и заполнившем все помещения зябкой мглой, епископ Эдмунд важно шествовал на встречу с сэром Стивеном. Епископа сопровождали четверо вооруженных телохранителей – двое спереди и двое сзади – ибо он боялся покушений. Придворные почтительно расступались перед кортежем епископа, низко кланялись его преосвященству, но за его спиной перемигивались и строили смешные рожи. Епископ с холодным высокомерием не замечал эти низкие выходки, – что значили для него, хранителя
В комнате заседаний Королевского Совета, под Плутоном, похищающим Прозерпину, епископа Эдмунда ждал сэр Стивен. Туман в этой комнате был такой густой, что дым от горящих в камине поленьев не уходил вверх, а расстилался по полу; огромные толстые свечи в массивных канделябрах нещадно трещали и вот-вот готовы были погаснуть, а свечи на люстрах светили будто из-за облаков.
Епископу пришлось подойти к сэру Стивену почти вплотную, чтобы разглядеть его.
– Это я, ваше преосвященство, – сказал лорд-канцлер. – Какой туман, а? Не видно ни зги. Вот кресло, – присаживайтесь, прошу вас.
– Не открыть ли окна? Здесь сильно пахнет дымом – как бы не угореть, – проворчал епископ.
– Все окна открыты, но что толку? Мы лишь напустили тумана с улицы, – он идёт сюда и не выходит обратно. Он настолько плотный, что в нём гаснут даже звуки: перед самым вашим приходом трубач королевской стражи протрубил смену караула, и впервые за много лет я едва услышал его. Беда с этим трубачом – я сто раз просил его не трубить под нашими окнами, но ему мои слова как об стенку горох! Я требовал именем королевы, я заклинал божьим именем – результат тот же. Знаете, ваше преосвященство, есть вещи, над которыми не властны не только земные правители, но сам господь Бог: казалось бы, я обладаю немалой властью в Англии; казалось бы, её величество обладает властью ещё большей, – ну уж, а Господе я и не говорю, – но ни я, ни королева, ни Господь Бог не можем заставить этого проклятого трубача не трубить под окнами! Как вам это нравится? – улыбнулся сэр Стивен.
– Да, туман нынче сильный, – отвечал епископ Эдмунд, не принимая шуточного тона лорд-канцлера. – Я помню, что такой же туман был в тот проклятый день, когда парламент принял решение просить его святейшество папу о разводе короля Генриха с королевой Екатериной. Тогда-то и начались все беды нашей страны. А вы, ведь, тоже выступили за развод? Не с того ли дня началось ваше возвышение? – епископ угрюмо поглядел на сэра Стивена.
– Что поделаешь, мой дорогой епископ, – развел руками сэр Стивен, – такие были времена! Вы, если не ошибаюсь, также приняли некоторое участие в бракоразводном процессе короля Генриха и даже ездили в Рим в составе посольства, призванного просить папу о разводе.
– Я вынужден был это сделать! – резко отозвался епископ Эдмунд. – Нам, убеждённым и стойким католикам, надо было спасать истинную веру ценой притворства и предательства. Да, такое было время!
– Однако времена меняются, и мы меняемся вместе с ними, – заметил сэр Стивен с примирительной улыбкой. – Можете поздравить меня: я утвердил в парламенте вердикт о незаконности развода Генриха с Екатериной, – следовательно, их брак считается не расторгнутым. Наша королева Мария имеет, таким образом, неоспоримые права на престол.
– А как же остальные браки короля Генриха? – спросил епископ.
– А их попросту не было! Были лишь любовные увлечения короля, не более того, – с готовностью пояснил сэр Стивен.
– Но король Эдуард, сын Генриха? Он же правил Англией – получается, что это было незаконно?
– Совершенно верно, – кивнул сэр Стивен, – но не будем же мы судить покойного?
– Однако завещание Генриха? – продолжал допытываться епископ. – В нём наследницей после Эдуарда названа Мария – не ставит ли это под сомнение права её величества, если само завещание становится сомнительным?
– Ничуть. Завещание ни играет теперь большой роли, – даже если найдутся умники, которые примутся изучать это завещание через увеличительное стекло, они ничего не добьются. Законность и нерасторжимость брака короля Генриха и королевы Екатерины делают законной и неприкосновенной власть их единственной дочери королевы Марии, – торжествующе проговорил сэр Стивен.
– Ловко! – епископ Эдмунд посмотрел на лорд-канцлера уже с восхищением. – Однако вы забыли ещё об одном персонаже этого процесса, – прибавил он и сделал многозначительную паузу.