Заговор францисканцев
Шрифт:
– Спаси меня Бог от этих шарлатанов, – проворчал больной, – и от их снадобий, сваренных из сухого помета прокаженных. Никаких мазей, порошков и отваров. Природа – лучший лекарь. – Он поморщился и провел пальцами по рыжеватым волосам. – Мне вышибли мозги?
– Нет, хотя шишка не маленькая. Должно быть, ударился головой о камень, когда тебя сшибла карета.
Чуть скошенные золотистые глаза устремились на молодую женщину.
– Твой голос мне знаком. Кто ты?
– Амата, кузина Ванны. Мы никогда не встречались, потому что меня похитили из дома до вашей помолвки.
Конечно, они встречались в дороге два
– Маленькая Амата ди Буонконте? Жива?
Он так наморщил лоб, что складка между бровями сошлась буквой «V». Глаза обшаривали комнату, словно он надеялся найти ответ на беленных известкой стенах, и наконец остановились на ее лице. Устав вглядываться в ее черты, раненый тяжело опустил веки:
– Она по тебе больше всего тосковала, – сказал Джакопоне, и голова его тяжело ушла в подушку. – Все думала, что с тобой сталось.
Амата взяла его большую ладонь, переплела его пальцы со своими.
– Это долгая история, сиор Джакопоне. Когда у тебя будет побольше сил, я все-все расскажу.
– Это ведь ты звала на помощь на площади? Она кивнула.
– Зачем же Гаэтани хотели тебя похитить? Амата скривила уголок рта в горькой улыбке:
– У графа Роффредо Гаэтани такие представления об ухаживании. Мужчина, который на мне женится, получит приличное состояние.
Он все не сводил с нее взгляда, и девушка вдруг поразилась ясности его глаз. У нее-то самой от бессонных ночей белки подернулись красными прожилками.
– А есть человек, за которого ты пошла бы замуж с охотой? – спросил он.
Амата рассмеялась, покачала головой.
– Ни за кого из тех, кто успел предложить мне руку. Мне говорили, что кого-нибудь все равно придется выбрать, в качестве сторожевого пса, который защищал бы мои богатства от шакалов вроде Роффредо.
Джакопоне закашлялся, с трудом выговорил:
– Не совсем так... необязательно. У тебя есть родственники мужского пола, которые могут выступать опекунами... и распоряжаться твоей собственностью. – После каждой фразы он со свистом переводил дыхание. – Мне случалось составлять такие документы... в прошлой жизни.
Он мотал головой по подушке, морщась и борясь с подступающим обмороком. На Амату это простое предложение оказало волшебное действие. Она не сводила взгляда с этого безумного с виду человека, который посредством простого пера и листа пергамента способен был в лабиринте гражданских законов отыскать для нее верную тропу.
Правда, список родственников мужского пола у нее был коротким. Дедушка Капитанио умер еще до гибели родителей, оставив папе кольцо, украденное потом Симоне делла Рокка. К двоюродному деду Бонифацио она не обратилась бы ни за что на свете. Он бы, пожалуй, обобрал ее до нитки и выставил на улицу умирать с голоду или запер бы в монастырь, доживать жизнь сестрой Аматой. Но один человек: дядя Гвидо, отец Ванны, был как раз то, что надо. Если он еще жив, он теперь единственный владелец Кольдимеццо. И если Джакопоне за нее попросит... конечно, тесть бывшего нотариуса не сможет ему отказать, несмотря на старую скандальную историю с ней и Бонифацио.
Обветренные губы Джакопоне снова шевельнулись:
– Твой брат.
– Фабиано?
– Если он не дал пожизненного обета бедности, он подойдет.
При упоминании погибшего
За спиной простучали сандалии – походка тяжелее, чем у Пио. Кухарка принесла еду.
– Позвольте мне прислуживать гостю, мадонна – в благодарность за спасение вашей жизни.
Амата улыбнулась:
– Вот видите, синьор, какие добрые души готовы о вас позаботиться.
К тому же, заметила она про себя, вдовая кухарка будет особенно внимательна к мужчине-вдовцу.
Девушка уступила ей свое место и вышла из комнаты, остановившись у окна в прихожей. Оглядела сквозь щелку серые камни мостовой, очищенные от снега полуденным зимним солнцем. И увидела безбородого Орфео Бернардоне, направляющегося к ее дверям: понурого и унылого. Не повезло же ему появиться как раз тогда, когда она вспомнила своего брата. Если после прошлой встречи она сомневалась в принятом решении, то это совпадение стерло всякое колебание.
– Ко мне пришли, – окликнула она через открытую дверь Джакопоне. – Но потом я хотела бы еще поговорить с тобой.
По дороге до входной двери Амата успела вчерне обдумать план, позволявший и отомстить, и получить защиту. Как только Джакопоне оправится настолько, чтобы перенести дорогу, они поедут в Кольдимеццо – в надежде, что дядя Гвидо остался жить в поместье. Амата не знала даже, уцелел ли замок, но Джакопоне должен был знать. Тем временем она притворится, что увлеклась Орфео, попросит ее проводить, чтобы защищать в пути от бродяг, а когда они окажутся в Кольдимеццо... самое подходящее место, чтобы сын Бернардоне поплатился за гибель ее семьи! Каменистая земля Кольдимеццо с радостью впитает жертвенную кровь; станет алтарем, подобным плоским камням, на которых иудейские священнослужители приносили в жертву козлов, тельцов и голубей во искупление своих грехов.
Несмотря на обуревавшие ее мечты о справедливом возмездии, Амату не порадовал подавленный вид гостя. Что за радость убивать того, кто, похоже, только и мечтает о смерти? Он устало опустился в кресло перед камином и даже не нашел в себе сил взглянуть на нее. Сразу уставился в огонь и так замер.
– Отчего у вас так вытянулось лицо, синьор? – начала Амата. – Или у вас без бороды всегда такой вид?
– Не надо было мне так скоро приходить, – отозвался молодой человек. – Ошибся.
И снова погрузился в молчание, развернувшись в кресле, чтобы сидеть лицом к огню, но не выказывая намерения уйти. Рот у него приоткрылся, как у полоумного, позабывшего нужные слова.
Когда он заговорил, голос был мрачнее самоубийства.
– Мне нужно с кем-нибудь поговорить. И я расскажу вам историю – историю Ала-ад-Дина, Старца Горы, и последователя Али, дяди Магомета.
Не сводя глаз с пламени, он начал:
– Он жил в Аламуте, за границей Великой Армении. У него был сад, полный всевозможных плодов и благоуханных цветов. Мраморные дворцы, украшенные золотыми изделиями, шелками и росписями, стояли в его владениях. Там текли по рукотворным руслам ручьи вина, молока, меда и прозрачной воды. Во дворцах жили изящные девы, умевшие петь и плясать под музыку лир и лютен и обладавшие искусством соблазна.