Заговор генералов
Шрифт:
Наконец гаишники ушли, и дежурный, преодолев естественную брезгливость, решил посмотреть, что с алкашом, уж больно видик у него страшноватенький, такой еще загнется в камере, и потом ты же виноватым окажешься, а на хрена попу гармонь? Дежурный попробовал нащупать пульс на грязной руке, но счел за лучшее тут же вызвать неотложку из Остроумовской больницы, что находилась рядом, на Стромынке.
Врач неотложки, быстро осмотрев так и не пришедшего в чувство алкаша, увидел «черные очки» и кровотечение из уха. И сразу поставил диагноз: перелом основания черепа. Возможно, так называемая пьяная травма. Шел пьяный, поскользнулся, треснулся с размаху о фонарную, к примеру, тумбу… вон, и след от удара за ухом.
На немой как бы вопрос
– Кандидат в покойники… – и развел руками. – Давайте грузить. Только осторожнее, вдруг повезет…
Странно, думал между тем дежурный, вид у несчастного совсем не алкашный. Что же случилось? Впрочем, пусть теперь ломает голову начальство. Но один вопрос продолжал тревожить занозой: с чего это вдруг гаишники доставили в отделение алкаша? Из каких таких добрых побуждений? Совсем непонятно…
Поздно вечером, словно вспугнутая непонятным предчувствием чего-то ужасного, Лариса позвонила Валерию домой. Ей вдруг показалось, что и расстались сегодня они как-то не так, и вроде она, сама того не желая, обидела молодого человека, влюбленного в нее. Но подняла она телефонную трубку не от раскаяния, а от неожиданного ощущения наваливающейся на них страшной беды.
Мама Валерия, Полина Егоровна, сразу узнав Ларису, не проявила никакого волнения, разве что удивилась: а разве Валера не у нее? Лариса почувствовала, как отчаянно заколотилось сердце. Она сказала, что Валерий уехал еще засветло. Ну не так чтоб совсем уж днем, но все-таки… Полина Егоровна тут же начала вслух вспоминать, к кому бы мог заехать ее непутевый сын. Но выходило так, что, судя по его настроению, он мог возвращаться только домой. Лариса, уже успевшая нафантазировать себе самое худшее, постаралась тем не менее убедить старую женщину, что наверное что-нибудь случилось с машиной. Такое бывает. И Валерий с минуты на минуту должен перезвонить. Кстати, и с телефонными жетонами нынче тоже напряженка. Поэтому не стоит волноваться, а надо просто немного подождать. Но сама девушка чувствовала, как под ее ногами будто медленно и неумолимо разваливается земля, раскрываясь бездонной черной пропастью…
Аркадий Юрьевич Лямин, отец Ларисы, будучи человеком сугубо прагматичным, старался всегда поступать таким образом, чтобы в любом его деле присутствовало как можно меньше эмоций. Сферой его деятельности было строительство, а следовательно, сугубый расчет. Вот и приглашение его из уральской провинции в Москву исходило в первую очередь от самого Президента, что в определенной степени подчеркивало его несколько отличное от других вице-премьеров положение в правительстве. Поэтому и просьбы его, высказанные в мягкой, почти дружеской манере, воспринимались поднаторевшими в госинтригах товарищами в качестве указания к исполнению. Аркадий Юрьевич знал это и старался не злоупотреблять просьбами. Вот и к нервическому, почти на грани истерики, требованию дочери постарался отнестись с изрядной долей снисходительности. Молодежь – все у них всегда чрезмерно и совершенно излишне эмоционально. Хотя наверняка все их проблемы, вместе взятые, яйца выеденного не стоят. Но, понимая, что противостоять напору дочери все равно не удастся, вздохнул и приготовился слушать. Настроение было в этот вечер не то чтобы из ряда вон, но, скажем, умиротворенным. Поэтому и первую свою реакцию он мог бы обозначить словом «недоумение». Никак не мог он взять в голову, что за чертовщина творится в этом их богоугодном заведении. Ну, интриги – понятное дело, они, по нынешним временам, даже в общественных туалетах во главе угла. Но чтоб какие-то кровавые «разборки»!… Нет, все это, конечно, преувеличение, эмоции все это, но… Словом, он пообещал дочери попросить соответствующих товарищей поинтересоваться положением дел в «ленинке», тем более что пора действительно заниматься там ремонтом, ну а под этим соусом… Ладно, разберемся, что к чему.
Лариса скоро поняла, что в споре с Валерием оказалась
Ох, молодежь!… Только и оставалось Аркадию Юрьевичу вздохнуть и на ночь глядя тревожить усталого человека.
Борис Вадимович Кашинцев, недавно назначенный заместителем министра внутренних дел, был земляком и сослуживцем Лямина. Вместе пришли в обком партии еще при Самом, обоих теперь и перетащил в столицу Президент, видимо нуждаясь в верных людях. Ну что ж, раньше не подводили, стало быть, не подведут и сейчас. К Кашинцеву мог обратиться Лямин, объяснив все в конце концов чисто родительскими чувствами, тот по-приятельски мог понять его.
И действительно, несмотря на уже достаточно позднее время, Борис Вадимович, перекинувшись с новым вице-премьером парой фраз о том о сем, вспомнив недавнее прошлое, пообещал разобраться и перезвонить, если что-то на самом деле случилось.
– Как он хоть выглядит-то? Или во что одет? – спросил, завершая разговор. – Какая у него машина? Номер?
Лямин извинился и передал трубку дочери, которая быстро и толково объяснила заместителю министра суть своих опасений. И при этом не забыла упомянуть о гаишной машине, которая, по словам Валерия, ехала за ними чуть ли не от Мясницкой.
– Ну, это уж мистика какая-то! – засмеялся Кашинцев. – Ладно, спите спокойно. Думаю, завтра все у вас будет в порядке. А он вообще-то кто вам? Жених, что ли?
– Вроде того, – засмущалась Лариса.
– Это что-то новое, – хмыкнул Кашинцев. – Ни за что б не додумался, что появилась и такая форма общения…
Хозяин был очень недоволен. Конечно, случались сложные ситуации у капитана Воробьева, и не раз. Но чтоб такой прокол! Надо было лишь припугнуть этого вшивого интеллигентика, заткнуть ему пасть, отвадить от библиотечных дур, требующих учинить вселенский шмон. Простое же дело… Ну а раз уж начали его «мочить», так надо было и заканчивать, и все концы в воду. А получилось ни то ни се: в ментовку сдали, так мало того, еще и в реанимацию сунули. А он очухается – и что дальше?
Впервые Воробьев слушал далеко не благостную речь Хозяина, обычно говорившего мягко и со своеобразным таким юморком, от которого, правда, могли и мурашки по спине пошуршать. Капитан понял, что они с сержантом совершили непростительную глупость, и теперь готов был любым способом загладить свою вину. Только не знал, как это сделать, чтоб не оставить следов. Проще всего, конечно, явиться в больницу, напялить белый халат, найти этого хмыря в реанимации и с ходу заткнуть ему глотку. Но могут быть случайные свидетели, а Хозяин требует всегда чистоты исполнения. Не станешь же «мочить» всех подвернувшихся под руку санитарок – старушек этих Божьих.
Трубка сотового телефона, казалось Воробьеву, раскалилась в его руках от напряжения. Наверняка понял это и Павел Антонович. Подумав немного, он сказал уже более миролюбивым тоном:
– Ладно, попробую выручить вас еще раз. Через полчаса стойте возле метро «Сокольники». К вам подойдет мой человек. Я скажу ему, что делать дальше. А вы его слушайтесь во всем. Смотри, капитан, если так дальше пойдет, то будет, как в той песне, слыхал, поди? «Никогда ты не станешь майором…»
Через полчаса к их машине подошел невысокий пожилой человек с небольшим баулом. Он молча открыл заднюю дверцу, сел и велел ехать в Остроумовскую. Потом все тем же тоном, не терпящим возражения, приказал капитану пойти в справочную, к дежурному врачу, если таковой имеется, и проявить максимальную заботу о «клиенте», доставленном в больницу сегодня вечером: в каком состоянии, где лежит, какая требуется помощь и все прочее.