Заговор Грааля

Мур Джо

— Кто вас шантажирует, мистер Уингейт?

— Что?

— Значит, вы отрицаете это?

— Да. О чем вы вообще говорите?

— Просто выясняю правду. Американцы видели достаточно скандалов. Они хотят знать о своих кандидатах заранее. Им нужен честный политик, пусть даже и не кристально чистый; нужен открытый человек — никаких масок, никаких фальшивых оправданий. Знаете, что говорят американцы? «Мне все равно, если ты в колледже покуривал травку, если ты изменяешь жене, мне все равно, только выложи карты на стол и не

ври». Это может стать вашим преимуществом. Вы не хотите дать эксклюзивное интервью и во всем признаться?

— Нет, мисс Стоун. Кстати, о шантаже — разве сейчас не вы меня шантажируете? Рейтинги — вот все, что вас заботит. Вам все равно, вы можете ради сенсации сломать кому-нибудь жизнь. Вы всего лишь голодная пиранья.

— У вас репутация человека, который дружит с прессой. Видите ли, если я это выяснила, другие тоже могут узнать. Можно ведь сразу с этим покончить. А я вам предоставлю платформу. Вроде упреждающего удара.

— У меня нет причин защищаться. Я ничего такого не сделал.

Голос показался ей взволнованным, хоть он и пытался говорить бесстрастно.

— Мне кажется, другие с этим не согласятся. Они заметят тень на своей восходящей звезде. Я не буду гнать волну, если вы согласитесь на эксклюзив. В противном случае мне придется работать с тем, что есть.

— Я не хотел ссориться, но, по-моему, вы зашли слишком далеко. Расскажите своим дружкам в CNN, что сумели занести ваш канал в черный список. Понятно? Еще вопросы есть?

— Только один.

— Что?

— Кто такой Бен Гирхарт? Щелк.

НИЧЕГО ЛИЧНОГО

Ну, что думаешь? — спросила Коттен у Торнтона Грэма, когда они посмотрели отрывок видеозаписи о поездке Уингейта в Крэндон-Парк. Они сидели в конференц-зале штаб-квартиры CNN в Нью-Йорке.

— Похоже, ты задела его за живое — особенно когда огорошила упоминанием о Гирхарте. Уингейт выдал себя с головой. Добей его.

— Я? Но это твой сюжет.

— Я закопался с Ираком. Тед сказал, что в конце недели мне, возможно, придется вести репортаж с места событий. Я тебе передам все, что у меня есть на Уингейта, и предложу Теду, чтобы ты им занялась.

— Думаешь, справлюсь? — спросила Коттен.

— Ты на гребне волны. Не сбавляй темп, покажи свое прекрасное личико камере. Это главное.

Он провел пальцем по ее нижней губе, но, оказывается, она уже не отзывалась на его прикосновения, как месяц или даже две недели назад.

— Пытаешься загладить вину? — спросила она. — Кидаешь малютке Коттен подачку, чтобы она не расстраивалась?

— Ты считаешь себя первоклассным репортером? — Да.

— Ну вот, я нас обоих таковыми считаю. И вижу, что мы сумеем помочь друг другу.

— Знаешь, чего я не хочу? Если из этой истории выплывет что-то ценное, я не хочу, чтобы ты расхаживал с видом мученика. С таким, знаешь,

видом, словно крутой парень великодушно пожертвовал собой в пользу начинающей журналисточки.

— Я и не собираюсь так делать, Коттен. Слушай, я же тебе говорю, на мне слишком много висит, а ты и так уже в это ввязалась. Но если ты будешь по-дурацки упрямиться, попрошу Теда отдать это кому-нибудь другому.

Коттен скрестила руки.

— Точно нет ничего личного? Торнтон взъерошил себе волосы.

— Господи, ну почему ты все время что-то додумываешь? Иногда нужно просто запрыгнуть в седло и наслаждаться скоростью. Ради бога, я что, не могу сделать для тебя что-то хорошее и не получить за это по яйцам? — Он придвинулся ближе. — Ничего личного, вот те крест. Так ты хочешь этим заняться или нет?

— Хочу, — сказала она, изо всех сил пытаясь поверить ему.

Коттен сидела дома и смотрела вечерние новости. Торнтон был, как всегда, на высоте, рассказывал о последних событиях на Ближнем Востоке, о том, как разные страны стягивают туда силы. Нужно позвонить Гасу и рассказать, что теперь она — ведущий корреспондент, расследующий дело Уингейта. Она потянулась к телефону, и тут вдруг он сам зазвонил.

— Алло.

— Коттен, это Джон. Я только что вернулся из Рима. Она уселась в углу дивана и подтянула к себе подушку.

— Очень рада тебя слышать. Как долетел?

— Привыкаю к разнице во времени.

Сейчас ей совсем не хотелось вести светскую беседу. Она чуть не сказала, что соскучилась, но передумала.

— Обычно это занимает два-три дня.

— Коттен… — Да?

— Я подумал, может, мы как-нибудь пересечемся, обменяемся новостями?

— С удовольствием. Расскажу тебе кое-что интересное. — Она закрыла глаза и будто бы вновь оказалась в Маленькой Гаване, и старуха опять шептала ей на ухо.

— Правда? А что?

— Я лучше не буду по телефону. Как жаль, что его нет рядом.

— У тебя все нормально?

— Джон, конечно, Чаша за тысячи миль от меня, она ушла из моей жизни, но несколько дней назад кое-что случилось… и я до сих пор не пришла в себя.

— Может, пообедаем завтра? Я мог бы приехать в город и увидеться с тобой.

— Давай. Хотя, подожди. — Она задумалась. — Не могу. У меня деловой обед с директором службы новостей.

Пауза.

— Ну что ж, как только сможешь…

— Да, сразу же.

— Тогда… всего хорошего.

— И тебе тоже.

Коттен уже собралась повесить трубку, но помедлила и зажмурилась, надеясь, что он еще на проводе. — Ты еще тут? — спросила она.

Да.

— А может, сегодня вечером? Это, конечно, так неожиданно, но…

— Сегодня — просто замечательно. На поезде я доберусь часа За два.

Оба помолчали. Коттен откинулась на спинку дивана и уставилась в потолок.

— Куда хочешь пойти? — спросил он.

— Неважно. Выбирай.