Заговор красных генералов
Шрифт:
— Спасибо вам, Андрей Егорович. Вы дали мне надежду… Я буду молиться за…
— Лучше пошлите за мясником и бакалейщиком, Александра Николаевна, — прервал я начинавшуюся было патетику. — Это сейчас нужнее. А сейчас позвольте откланяться.
Всю неделю я приезжал к Юденичам и повторял процедуру. К седьмому дню генерал заметно преобразился. В глазах появился задор, он набрал в весе и выглядел теперь лет на пятьдесят. А когда я приехал в последний раз чуть раньше обычного, дверь мне долго не открывали. Я уже начал было волноваться, не произошло ли что, как дверь распахнулась
— Ох, простите, господин Егоров. Я отослала Катю за продуктами, а мы с Николаем Николаевичем разбирали его бумаги наверху и не слышали ваш звонок в дверь.
— Это вы меня простите, Александра Николаевна, что не предупредил, что буду на полчаса раньше. Вы позволите пройти?
— Да, да, конечно. Проходите.
— Как себя чувствует Николай Николаевич? — спросил я, входя в дом.
— Просто чудесно. Он стал такой энергичный! — И она опять залилась девичьим румянцем.
— Очень хорошо.
Юденич встретил меня сильным рукопожатием.
— Господин генерал, — обратился я к нему, — сегодня мы поведем последнюю процедуру, а на завтра я хотел бы, чтобы вы пригласили своего лечащего врача. Пусть он вас обследует. Хотелось бы услышать его мнение. Вы не против?
— Да перестаньте, Андрей Егорович, все и так ясно. Я никогда себя так хорошо не чувствовал, кроме как будучи юнкером.
— И все же я настаиваю, Николай Николаевич. Объективность выше всего.
— Хорошо. Мой лечащий врач знает меня еще с войны и по моей просьбе немедленно меня освидетельствует. Завтра в двенадцать вас устроит?
— Устроит. А сейчас давайте проведем последние инъекции.
На следующий день к назначенному времени я сидел в кабинете Юденича и наблюдал, как его осматривает личный врач. Сказать, что он был ошарашен, это значит не сказать ничего.
— Ничего не понимаю, ничего, — бормотал он растерянно и в который раз принимался слушать легкие и сердце генерала.
— Или я внезапно стал полным профаном, или произошло чудо, — заявил доктор после очередного обстукивания и проверки генеральского пульса.
Закончив обследование, эскулап, усталый и взъерошенный, сел в кресло и потребовал коньяка. Бутылку. Выпив залпом сразу целый бокал, он задумчиво потер переносицу и сказал:
— Если коротко, Николай Николаевич, то вы абсолютно здоровы. И никогда не болели. Что и как произошло, я не знаю. Но факт остается фактом. Я наблюдаю вас давно и каждый ваш хрип помню наизусть. А сейчас все исчезло. Вы здоровы как лось. Это я могу заявить со всей определенностью. Если поместить ваш случай в медицинский журнал, то слава вам обеспечена.
— И вечная головная боль, — засмеялся Юденич. — Поэтому давайте лучше молчать.
Когда врач, еще что-то бормоча под нос, ушел, генерал, проводив его до дверей, вернулся и сел напротив меня. Несколько минут мы помолчали, смотря друг на друга.
— Неблагодарность никогда не была моим худшим качеством, Андрей Егорович, — обратился он ко мне. — Я уверен, что, промолчи я сейчас, вы просто попрощались бы со мной и исчезли из моей жизни. Откуда такая уверенность, я не знаю, но
— А вам собственно ничего делать и не надо, Николай Николаевич, как только продолжать свою общественную деятельность. Только в более широком масштабе.
— Простите?
— А чего вы ожидали, генерал? Что я потребую у вас, чтобы вы начали доставать мне кровь младенцев? Или предали всех ваших боевых товарищей? Или отдали мне вашу супругу на поругание? Смешно, ей богу.
— Ну, до такого в своих мыслях я не доходил, но все же предполагал, что к этому, не приведи Господь, может быть близко. Признаюсь, что твердо готов был уйти из жизни, если вы оказались бы негодяем и потребовали от меня поступить бесчестно. Я не смог бы жить, находясь в разладе между долгом и честью.
— Давайте закроем этот беспредметный разговор, генерал. Я же вам обещал, что не буду предлагать вам переступать через рамки морали. Так как, вы согласны просто продолжать вашу общественную деятельность в вашем фонде «Общества ревнителей русской истории»?
— Готов. И чувствую в себе силы.
— Хорошо. Тогда слушайте. Для начала вы переедете жить в Швейцарию и переведете туда ваш фонд. Оттуда вам необходимо будет расширить деятельность вашего фонда на всю Европу и США. В каждом крупном городе должен быть реально работающий филиал вашего фонда, со своей газетой и журналом. Выкупите время на радио и будете вести ежедневную часовую передачу, утром и вечером, в самое популярное время на языке страны пребывания. В крупнейших газетах должны быть еженедельные статьи о России. Вся деятельность должна быть направлена на создание ее положительного образа. Не СССР, не бывшей империи, а именно России как явления. Привлекайте журналистов, комментаторов радио, историков, археологов. Для этого на счет вашего фонда вам ежемесячно будет переводиться миллион долларов США. Работайте с размахом, не задумываясь о средствах.
Второе направление деятельности фонда. Вы должны будете взять под крыло фонда всю русскую техническую и творческую интеллигенцию, волей судьбы разбросанную сейчас по миру. Многие просто бедствуют и живут впроголодь. Организуйте три бесплатных университета в Европе, где они могли бы преподавать и вести научные изыскания в лабораториях. Но при одном условии, что все их открытия должны будут принадлежать как им, так и фонду. При этих университетах откройте русские гимназии и лицеи, где дети эмигрантов могли бы получать хорошее образование. Выделите стипендии для достойных и пособия для нуждающихся. На это направление вы также будете получать по миллиону в месяц.
Третье направление — бывшие офицеры русской армии. Здесь подход должен быть очень осторожным и тщательным. Вы сейчас дистанцированы от всяких военных союзов и политической возни в них. Продолжайте также и дальше. Но ненавязчиво постарайтесь сделать так, чтобы начала развиваться русская военная мысль. Может, какие-то семинары по обмену опытом, может, еще что-то. Может, военные кафедры при университетах, где могла бы развиваться военная наука. Вам здесь виднее, что и как лучше делать. Под это вы также получите ежемесячную сумму. Это и будет моей просьбой.