Заговор патриотов (Провокация)
Шрифт:
От избытка чувств он запустил кейс вверх и даже умудрился его поймать. Но с координацией движений у него были нелады, он пошатнулся и грохнулся на мокрый асфальт. Но и это не умерило его восторга.
— Получилось! — повторил он.
Он не успел объяснить, что именно у него получилось, потому что из темноты вынырнул белый пикапчик и резко затормозил возле нас. Муха приказал:
— Быстро садитесь! Фитиль, показывай дорогу к гостинице!
— Нам нужно к «линкольну»! — запротестовал Томас. — И нужно зайти домой — выключить свет!
— Успокойся, — прервал Муха. — Его уже выключили.
У
Толпа была разделена надвое. Над одной частью было больше красного, в другой чернели кожаные кутки скинхедов. Между ними прохаживались полицейские, не допуская слияния народных масс в критическую массу уличных беспорядков и обеспечивая беспрепятственный проход в гостиницу постояльцам и посетителям ресторана. Они подкатывали на шикарных тачках, норовя прямо к подъезду, но полицейские вежливо отправляли их на стоянку, откуда они поспешно проскакивали к дверям гостиницы, опасливо поглядывая в обе стороны.
Даже издалека чувствовалось напряжение, в котором находились обе половины толпы. Но в физическую активность оно не переходило. Массы словно чего-то ждали. И было у меня сильное подозрение, что ждут они появления Томаса Ребане, который дрых на заднем сиденье «жигуленка», обеими руками обняв серый кейс с содержимым стоимостью от тридцати до ста миллионов долларов в зависимости от конъюнктуры.
Для нас с Мухой это было очень большим облегчением жизни. Он достал нас попытками рассказать что-то настолько веселое, что никак не мог добраться до сути, потому что хохотал сам. Фирменная настойка Матти Мюйра оказала сокрушительное действие даже на его тренированный организм. В конце концов Муха приказал ему заткнуться. Томас обиделся и затих. Но даже если бы рассказ его был более связным, мы не стали бы его слушать. Не до рассказов нам было, даже самых веселых. Обстановка к этому как-то не располагала. Наши собственные наблюдения, дополненные докладами Артиста и Боцмана, рисовали картину не самую радужную.
Мобильными телефонами мы договорились пользоваться лишь в самых крайних случаях, разговаривать коротко и по возможности иносказательно. При современном уровне развития средств связи даже правительственные линии не были надежно защищены от прослушивания. А про обычные сотовые телефоны и говорить нечего. Кто и зачем мог прослушивать наши переговоры, было не очень понятно. Но в странном и даже, пожалуй, двусмысленном положении, в котором мы находились, пренебрегать любыми мерами предосторожности было неразумно.
Но сейчас, похоже, как раз и был крайний случай. Поэтому я приказал Мухе загнать пикапчик в переулок, из которого хорошо просматривалась вся площадь Виру и вход в гостиницу, и вышел на связь сначала с Артистом, потом с Боцманом. Чтобы не пересказывать Мухе содержания разговоров, мобильник я включил на громкую связь.
Артист по-прежнему сидел в своей «мазератти» возле дома
— Неладно что-то в Датском королевстве, — сообщил он. — Здесь гости. Четверо на «мицубиси-паджеро». В дом не заходят. Ждут.
— На «мицубиси-паджеро» или на «мицубиси-монтеро»? — уточнил я.
— "Паджеро".
— Уверен?
— Пять различий навскидку. Первое: кузов трехдверный.
— Достаточно. Братки?
— Сомневаюсь. Думаю, профи.
— Почему?
— Не курят.
Боцман был более многословен, а его иносказательность лишена всякой литературности:
— Если кто выходит через задний проход, то назад лучше через передний. Здесь шесть куч, можно вляпаться. И еще. В тот красивый дом с флагом, где вы ночевали после дачи, я бы не ехал. Подъезды плохие, тоже много этих, куч. Примерно два взвода.
— В форме?
— Да. «Эсты».
— Когда возникли?
— Точно не знаю. Думаю, после того, как в квартире на третьем этаже погас свет.
— Как узнал?
— Сначала эти шестеро на «монтеро» рванули туда. Оттуда их завернули к гостинице. Помощь нужна?
— Обойдемся. До связи.
— Это не Краб, — сказал Муха. — Перекрыты подъезды к посольству. Два взвода. Твою мать. Что это значит, Пастух?
— Понятия не имею.
Это значило только одно: моя предварительная оценка ситуации была в корне неправильной. Охота шла не за бабками Томаса. Из-за них не подняли бы по тревоге спецподразделение «Эст».
Но долго думать об этом времени не было.
— Подъедем с центрального входа, — решил я. — Толпа. Полицейские. Не рискнут. Прикроем с боков. Буди этого подарка.
После нескольких безуспешных попыток растрясти Томаса Муха потерял терпение и влепил ему оплеуху. Это подействовало. Томас встрепенулся и удивленно спросил:
— Ты зачем меня ударил?
— Тебе приснилось. Не задавай лишних вопросов, — приказал Муха. — Застегни плащ. Подними воротник. Сейчас мы подъедем к гостинице и выйдем. Постарайся не шататься.
— Я никогда не шатаюсь! — заявил Томас.
— Вот и проверим.
Появление невзрачного белого пикапчика на стоянке перед гостиницей не произвело на толпу никакого впечатления. Мы немного посидели в машине, поджидая удобный момент для высадки и последующего броска к подъезду.
Отсюда можно было разглядеть не только сами плакаты, но и надписи на них.
Над толпой, в которой мелькали скинхеды, надписи были на русском языке: «Русские оккупанты, убирайтесь в Россию!», «Нюрнберг для коммунистов!», «Эстония для эстонцев!» и разные вариации на эти темы.
У противостоящей стороны плакаты были на эстонском, кроме испанского «No passaran!» и русского «Да здравствует СССР!».
Таким образом, вероятно, достигалось взаимопонимание.
В первых рядах противников фашизма стояли крепкие тетки, закаленные в митинговой борьбе, каких можно увидеть на всех коммунистических сборищах в Москве. Своими мощными телами они прикрывали довольно хилых мужичков среднего возраста и бодрых пенсионеров.
Толпа их идеологических противников была моложе и разносортнее. Пожилых женщин вообще не было. Скинхеды скандировали «Зиг хайль» и что-то еще, вскидывая руки в фашистском приветствии.