Заговор патриотов

Таманцев Андрей

Не знаю, какой он режиссер, но актером он был вроде бы неплохим. И эдакая усталость в тоне, и глубинная озабоченность ситуацией. И слово "товарищ" он произнес хорошо, без издевки, но с вывертом.

Артист сел на подставленный реквизитором табурет.

– Что нужно Альфонсу Ребане?
– продолжал Кыпс, адресуясь к гостям.
– Чтобы русские не узнали, какие силы им противостоят и как укреплена линия обороны? Это так, да. Но ему гораздо важней другое: убедить русских, что Эстонский легион малочислен и истрепан в боях, что никакого укрепрайона нет, а есть наспех вырытые окопы и, главное, что на вооружении

Эстонского легиона лишь легкое стрелковое оружие и ручные пулеметы. Если бы в этом удалось убедить генерала Воликова, тот не стал бы ждать подхода танков и артиллерии, а повел бы утром наступление силами своих пехотных полков. Но как этого добиться? У Альфонса Ребане был только один способ: перевербовать захваченного разведчика, заставить работать на себя, передать через него дезинформацию русскому генералу. И Альфонс Ребане сделал это. Да, сделал!

– Перевербовал лейтенанта-разведчика?
– удивился Артист.
– Куда-то ты полез не в ту степь. Как он мог его перевербовать?

– Объясняю. Кого видит перед собой полковник Ребане? Простого русского парня, крепкого, здорового, с лицом, не отмеченным печатью излишней образованности.

Муха ухмыльнулся и подтолкнул меня локтем. Я сделал знак: не мешай творческий процесс!

– Явно - из деревенских, из крестьянской семьи, - продолжал Кыпс. Работящий, сноровистый. Раз сумел стать лейтенантом-разведчиком - значит, сноровистый. И следовательно - из работящей крестьянской семьи. Логично? спросил он у Артиста.

– Ну, допустим, - кивнул тот, озадаченно морща свое не отмеченное печатью излишней образованности лицо.

– А что такое работящая крестьянская семья в 3О-е го-ды? Это кулаки, господа. И это значит, что отец нашего разведчика наверняка был раскулачен и сослан в Сибирь или даже расстрелян. Твой отец, Семен, - кулак. Это по Станиславскому - предлагаемое обстоятельство. Можешь ты это допустить?

– Вообще-то мой отец - альтист, профессор Москов-ской консерватории и почетный член десятка академий. Но могу и допустить, что кулак. Со Станиславским спорить не буду. Допустил. И что из этого следует?

– Из этого следует все!
– торжествующе объявил Кыпс.
– И прежде всего неосознанная, сидящая в самой глубине твоей души ненависть к большевистскому режиму, уничтожившему всю твою большую дружную семью. И Альфонс Ребане помог тебе понять самого себя. Он убедил тебя, что быть подлинным патриотом - значит бороться против коммунистического режима.

– И я побежал к своим и доставил им всю эту туфту?

– Да. Дезинформацию. Генерал Воликов отдал приказ о наступлении. Оно захлебнулось в крови. И уже не спасли положения подошедшие танки и артиллерия. Русская дивизия была обескровлена, она не смогла сломать оборону Эстонского легиона. И только когда была закончена перегруппировка группы армий "Север", Альфонс Ребане получил приказ отступить. Таков общий рисунок одного из центральных эпизодов фильма, - закончил Кыпс.
– Детали появятся в процессе съемок, в ходе импровизации. Импровизация - это вторая составляющая моего творческого метода.

– Полная херня, - подумав, сообщил свое мнение Артист.
– Если у меня отец - кулак, меня и близко не подпустят к полковой разведке. Ее же контролировал Смерш!

– Ты сумел скрыть свое происхождение. Многие

так делали. В суматохе, которая царила в начале войны, это было нетрудно.

– Вот за что я люблю режиссеров - они все умеют объяснить! Даже любую фигню! Если я так ненавижу большевиков, почему я не перебежал к немцам в начале войны?

– Ты был морально не готов к этому решению. Ты и не сделал бы этого, если бы не встреча с тонким психологом, каким был Альфонс Ребане.

– Февраль сорок четвертого года, Марик. Вникни! Не сорок второго, не сорок третьего - сорок четвертого! Любому идиоту уже ясно, что Гитлер капут. И в это время я перебегаю к немцам? Ты хоть думай, что несешь!

– Именно в это время!
– убежденно возразил Кыпс.
– Да, все уже понимали, что война проиграна. Но для тебя это единственный шанс вырваться из большевистского ада, оказаться вместе с отступающей германской армией на Западе. Пожалуйста, можешь сделать это главным мотивом.

– Все равно херня, - повторил Артист.
– Полковой разведчик лейтенант Петров. За его плечами - три с лишним года войны. Сколько раз он успел сходить за линию фронта? Десятки! И тут его захватят в плен фашист-ско-эстонские валуи?

– Они были готовы к встрече с русским разведчиком.

– Это я, разведчик, был готов к встрече с ними. Эффект неожиданности был на моей стороне.

– Ты забываешь, что у эстонских легионеров подготовка была не хуже, чем в подразделении "Эст"!

– И что?
– презрительно спросил Артист.
– Ты хочешь сказать, что эти "эсты" смогут взять меня в плен?

Кыпс развел руками и обратился к Кейту:

– Генерал, я бессилен. Объясните артисту Злотникову, что такое спецподразделение "Эст".

– Нет ничего проще, - со снисходительной усмешкой отозвался генерал-лейтенант.
– Отправляйте разведчика на задание.

– На какое задание?
– не понял Кыпс.

– Какое задание дает генерал Воликов лейтенанту Петрову? Взять "языка". Пусть идет и берет. Возьмет - значит, все ваши построения ничего не стоят. Попадет в плен - продолжите свой "мастер-класс". Я с интересом понаблюдаю за психологической дуэлью Альфонса Ребане с русским разведчиком. Где этот артист, исполняющий роль героя вашего фильма?

– На той стороне, в штабном блиндаже, - доложил помощник режиссера.

– Вот и приступайте. А мы посмотрим. Это интереснее, чем слушать ваши рассуждения. Не так ли?
– обратился Кейт к Генриху Вайно и национал-патриоту Янсену.

– Занятно, - кивнул Вайно.

– Очень занятно, - подтвердил Янсен.

Пока Кыпс связывался по рации с помощником на том берегу и отдавал распоряжения приготовиться к прогону, реквизитор принес ППШ и подал Артисту.

– А это мне зачем?
– спросил Артист.

– Положено, - объяснил реквизитор.
– У всех такие же автоматы.

– И с ним я полезу за "языком"? На настоящее дело я бы взял "шмайссер". А эту дуру мне и даром на надо.

– А что вам нужно?

– Метров пять крепкого тонкого шнура. И финку с тяжелой ручкой - лучше со свинчаткой. А этих я с собой не возьму, - кивнул он на четырех "разведчиков".
– Лишняя обуза мне ни к чему.

– Вы хотите сказать, что пойдете один?
– удивился Кейт.

– Вот именно, генерал.