Заговор по-венециански
Шрифт:
Путь выдался богатым на события. Команда отразила нападение лигурийских пиратов, торговала на землях египтян и греков, потеряла четверых добрых людей: двое пропали в шторм и еще двое померли от болезни.
И все же плавание «Хинтиалу» — «Духу» — удалось на славу. Несмотря на свое имя, корабль по размерам даст фору многим купеческим судам Этрурии. Приземистый, он смотрится на воде неуклюже, и суденышки полегче и изящнее легко обгоняют его на пути в бухту. Зато «Хинтиал» вмещает груза столько, сколько не вместит ни один другой корабль. Обычно Кэл принимает
Внезапно два огромных квадратных паруса безжизненно повисают. Ветер стих, но это не страшно. «Хинтиал» уже достаточно близко подошел к причалу, и Кэл чувствует на губах вкус медовухи. Он командует гребцам сесть на весла и подвести судно к берегу.
Однако едва успели гребцы подхватить ритм, как он замечает в воде нечто.
Оно плывет, качаясь на волнах, слегка уходя в сторону.
Мешки для зерна. Их пять, шесть, семь… И по тому, как странно они качаются на волнах, становится ясно: набиты мешки далеко не овсом, рисом или даже ячменем.
Чем же тогда? Наверное, чем-то более ценным?
Кэл кричит кормчему, указывая на мешки:
— Выловите их и затащите на палубу. Должно быть, это наворованное добро, которое пираты сбросили за борт при бегстве. Мешки такого размера так просто в море не плавают.
На волны спускают шлюпку, и несколько рабов, желая угодить хозяевам, спешат к мешкам.
Кэл переходит на корму и присаживается подле огромного каменного грузила, на котором вытесано его имя. Якорь изобрели земляки Кэла, и за последнее время купец успел продать таких больше двадцати штук.
Гребцы на скамьях исходят потом и работают на пределе сил, завидев, что владелец судна приблизился на расстояние удара хлыстом.
Подходит кормчий, его лицо мрачнее тучи. Он говорит Кэлу:
— Боги не послали тебе удачи: в мешках пусто.
Кэл мотает головой.
— Так не бывает, я много раз тебе говорил. Если вы не нашли ничего, это уже кое-что. А посему выкладывай: что в мешках?
— Человек. Вернее, части тела — его словно бы разрубили, чтобы накормить морского демона. Сложили в мешки и бросили в воду, попотчевать Тритона.
— Тритон — греческий бог, дурак. Мы уже в Этрурии, так что помни, кому следует поклоняться. Здесь нашу судьбу решает великий Нетунс.
— Значит, он решил одарить тебя неожиданным грузом: мешками с расчлененным телом.
Кэл смотрит на вытащенные из воды мешки.
— Проверьте, нет ли на этом человеке — то есть его частях — чего-нибудь ценного.
Кормчий разворачивается, но Кэл окликает его:
— Постой! Что, если это знамение? Может, нас предупреждают о грядущей смерти? Пусть твои люди останутся в лодке
Глава 28
«Луна-отель Бальони», Венеция
Гондолы раскачиваются, подобно гигантским яслям, на залитых лунным светом водах канала. По всей Венеции грузятся в лодки музыканты и плывут, наигрывая классические мотивы, приманивая к кромке воды косяки романтически настроенных туристов.
Тина видит их из окна номера и понимает, что ее спутник не в том настроении, чтобы присоединиться к гуляющим.
Вскоре после завтрака она покинула номер, а Том забыл ключ, который она ему оставила. Забыл номер сотового, который она записала на бумажке и вложила ему в Руку.
Кажется, Том забыл абсолютно обо всем, кроме мертвой девушки в морге.
Тина специально запланировала для Тома сюрприз, желая поднять ему настроение после посещения морга. Однако, вернувшись, Том сразу уселся за письменный стол в дальнем конце номера, да так и не встал из-за него до сих пор. Не самое лучшее время устраивать ему сюрприз. Лучше просто не беспокоить.
Включив телевизор и предоставив Тому спокойно писать что-то на почтовой бумаге, Тина хмурится и смотрит новости по каналу Си-эн-эн. Экономическая политика Обамы вызвала недовольства.
— Черт бы задрал этих республиканцев и демократов. Перестали бы грызться, объединились и вытащили нас из болота.
Том — надо же! — хмыкает.
— Эй, забыла сказать: я хотела сходить на концерт Вивальди. Либо завтра, либо послезавтра. Составишь мне компанию? Или это не в твоем вкусе?
Том отрывается от письма.
— Конечно, я схожу с тобой. Мне, правда, больше «Никльбэк» нравится. Но я с удовольствием и Вивальди послушаю. Надо же расширять кругозор.
Приглушив звук телевизора, Тина подходит к Тому и кладет перед ним на стол проспект.
— На ресепшне дали. У консьержа в Сан-Бассо работает друг, который может достать билеты на хорошие места. Играть будет камерный оркестр Сан-Марко, они, говорят, лучшие.
Том пробегает взглядом по проспекту. В нем рассказывается, как Вивальди вначале работал преподавателем игры на скрипке, затем написал более шестидесяти произведений и в конце концов стал директором театра «Сант-Анжело».
Отложив проспект, Том говорит:
— Я из его вещей знаю только «Времена года». Да и то всегда считал, что это сеть отелей такая.
— Пришло время образовываться, — смеется Тина. — Что ты пишешь?
— Так, размышления. В морге один коп сказал кое-что, и вот его слова вертятся в голове.
Встав у Тома за спиной, Тина принимается массировать ему плечи.
— Может, стоило смотаться в Париж или Лондон?
— И не говори.
— Ну так что же там вертится в этой милой голове?