Заговор по-венециански
Шрифт:
Тот, который постарше, разложился сильнее. Пролежал в воде много дольше, чем второй труп.
Оба убийства имеют отчетливые схожие черты.
Кости жертв распилены. Не просто разрублены или перебиты чем-то тяжелым. Опыт подсказывает, что расчленять тело жертвы обычным убийцам несвойственно. Им лишь бы утопить труп и скрыться. Зачем тратить время на жертву, если она и так мертва? Так и попасться недолго. Но если труп расчленяют, то есть один характерный способ — разделать его на шесть частей по классической схеме: голова, торс, ноги и руки.
Если убийство совершает преступная группировка, на части разделывают
Однако тела, выловленные в лагуне, кое-что рассказать да могут.
С ними проделали нечто очень странное.
Первой жертве — которая старше — отрезали все пальцы, на руках и ступнях.
Распилили торс — в шести местах, поперек, между ребрами.
Плюс к этому еще разрезы в одиннадцати местах по бандитской схеме.
Монтесано сосчитал еще не все места членения, но их уже несколько десятков.
Больше пятидесяти.
Вторая жертва пострадала не так сильно — ее разделали по бандитскому методу.
Разрезали в одиннадцати местах — и руки, и торс.
Но у младшей жертвы вскрыта грудная клетка — распилена точно по центру грудины. А еще запястья и бедра. Похоже, в его случае убийца был сдержаннее.
То ли стал искушеннее, то ли еще что…
Гмм…
Профессор снимает очки в проволочной оправе, стягивает синие перчатки и покидает холодное помещение. Надо наружу, на воздух и свет, чтобы обдумать тревожную мысль, пришедшую в голову.
Присев на парапет в залитом солнцем дворике больницы, патолог ощущает, как солнечное тепло вливается в замерзшие кости, как оно очищает ум.
И вот не спеша приходит ответ.
Убийца пытался разделать жертву на сотни кусков. На шесть сотен и еще шестьдесят шесть кусков, если быть точным. Но успеха он не добился. Такая задача по плечу лишь хирургу, мяснику или самому профессору.
И вдруг Монтесано вздрагивает, будто вновь оказался в морге.
Чего-то не хватает. Чего-то, чего не сумеют отыскать ни водолазы, ни ассистенты профессора. И отсутствие этого «чего-то» из-за гниения практически незаметно.
Печень. Да, убийца и на сей раз вырезал печень. У обеих жертв. Кровь начинает колотиться в висках.
«Но зачем? — думает профессор. — Зачем проделывать подобное с человеком?»
Capitolo XXVI
Новый храм, Атманта
Знать приехала отовсюду с Тирренского побережья: с обеих сторон реки По, из Спины, Мантуи, Фелсины и Атрии. Нет гостей только из Рима.
В новый большой храм Атманты входят богатейшие мужчины и женщины Этрурии, но среди них — ни единого римского гражданина.
Песна и Кави отходят в сторону от собирающейся толпы холеных сановников и группы музыкантов, играющих на двойных трубах и цитрах.
— Проклятье! — Песна так разгневан, что не может спокойно устоять на месте. — Проклятые римляне, они несчастье во плоти. Их отсутствие губительнее их злонамеренного присутствия. Молчанием они оскорбляют еще сильнее, чем высокими
Кави указывает в сторону храма.
— Лучше пройти внутрь. Ты кому-нибудь говорил, что приглашал римлян, но они отказались приехать?
Песна улавливает мысль друга.
— Нет. О приглашении знают только ты да гонец.
— Мальчишка будет молчать. Об этом я позабочусь.
А в священной роще позади храма идут последние приготовления. Ларкия доделывает изогнутую коническую шапку черного цвета для сына. Тевкр уже облачился в новую черную мантию с бахромчатыми краями, обернутую поверх длинной черной туники. Тевкр бос — он заранее успел пройтись по храму и запомнить, куда ему следует ступать во время церемонии.
— Тевкр, я уже слышу флейты и трубы. — Мать целует сына, и голос ее надламывается от печали. Ведь сын не видит, как она им гордится. — Я люблю тебя, сын. Горжусь тобой.
Влажный след от поцелуя матери на щеке не успевает высохнуть, а Тетия обнимает Тевкра и желает удачи.
— Сюда, иди сюда, — говорит она, ведя мужа за руку к деревянному столбу, врытому в землю.
Это отправная точка его церемонии, дальше Тевкр сам по себе. Стоит слегка оступиться, совершить мельчайшую ошибку или просчет на одну ничтожную долю, и торжественный обряд превратится в комедию. От ступеней храма доносится голос Венси. Отец встревожен. Думает, лучше бы сын не брал на себя такого сурового испытания.
— Все готово. Тебя ждут, — говорит Венси.
Играют музыканты: меланхолично звучит арфа, протяжно — флейты. Голоса толпы стихают.
Четверо аколитов в мантиях с капюшонами занимают места: двое впереди и двое позади нетсвиса. Они помогут принести в жертву овцу на новом алтаре возлияния. Кровь животного по особым желобкам стечет прямиком в почву, и боги земли напьются ею.
Тевкр чувствует ритм музыки и подстраивается под него. Сейчас шаг и осанка — самое главное.
Десять шагов по прямой. Поворот вправо.
Пятьдесят шагов вдоль стены. Потом еще один поворот вправо — к подножию широких ступеней.
Шесть шагов вверх. Аколиты расходятся веером. Тевкр остается в центре.
Толпа и нобили смолкают. Авгур чувствует на себе их взгляды. Волоски на шее встают дыбом. Тевкр ощущает присутствие шести высоких колонн, стоящих тут, как боги.
Нетсвис разворачивается лицом к народу. Чувствует кожей лучи солнца — такие теплые, дарящие силы и смелость.
Раскинув руки, Тевкр начинает:
— Во имя священной троицы — в честь Уни, Тина и Менрвы — я смиренно объявляю себя нетсвисом Атманты, слугой всех богов. Сегодня, в присутствии благородных людей со всех концов Этрурии, мы посвящаем эту обитель вам, славные боги. Вы своей божественной волей строите наше будущее в земной жизни и в посмертии, ожидающем достойных. Всемогущие боги, правящие Вселенной, наши судьи, мы нижайше и покорнейше склоняемся пред вами и просим принять сей дом в знак нашей любви и верности. — Тевкр указательными пальцами касается своих глаз. — Вы отняли у меня зрение, дабы я мог лучше видеть духом. За эту мудрость я восхваляю вас и прошу направить мои стопы и руки, когда я введу свой народ и гостей в ваш новый дом, комнаты и дары которого посвящу вам.