Заговор призраков

Коути Екатерина

Агнесс охнула.

– Я видела рога за кустами. Выходит, это был он, Герн-охотник?

– Он самый, – ответил мистер Линден и оглянулся, но не заметил ничего необычного. – Впрочем, слова Шекспира не стоит принимать на веру. Это не просто дуб, вокруг которого слоняется дух лесничего, это одно из тех мест, где магия ключом бьет из-под земли. Что же до Герна, он один из фейри, древний хранитель ворот в иной мир.

– Стало быть, он не превращает в кровь молоко коровье? И не крадет овец? – спросил милорд, заметно разочарованный.

– Почему бы нет? За кем из нас не водится милых чудачеств?

– Но

вы приехали сюда именно для того, чтобы позвать на помощь джентри? – уточнил Мельбурн.

– Здесь они не могут не услышать мой зов.

Агнесс насторожилась. Каких еще дворян-джентри? Ведь не станет же мистер Линден вытаскивать из постелей жителей Виндзора мужского пола и ставить под ружье, дабы сформировать народное ополчение и повести его на супостата. Идея довольно абсурдная.

– Присмотрите за мисс Тревельян, покуда я буду просить их об одной любезности, – сказал Джеймс, подталкивая ее к Мельбурну, который гостеприимно распахнул фрак, приглашая продрогшую девушку укрыться от непогоды.

– Вы думаете, в качестве обмена они могут потребовать нашу барышню? – Голос лорда зазвучал тревожно.

– Они могут потребовать все, что вздумается, но получат лишь то, что мне не жалко отдать. Только так можно с ними торговаться. Предложи палец, и руку по локоть откусят, и не только у тебя, а у всей родни до седьмого колена.

Только теперь Агнесс догадалась, о ком шла речь. Джентри. Добрые соседи. Народ с холмов.

Прежде чем она успела открыть рот, Джеймс опустился на колени у корней дуба и погрузил руки в промерзшую землю так легко, словно она была взрыхленной пашней. Навстречу его рукам пробились зеленые ростки, обвивая его запястья, но через миг зелень подернулась инеем, серебристые узоры разукрасили кору дуба, иней покрыл волосы и ресницы Джеймса, сделав его седым, и выткал морозным серебром его одежду. Стало ощутимо холоднее. Пошел снег, гуще, плотнее… И из-за снежной завесы вышли они.

Никто не мог бы принять их за людей. Никогда. Нет, конечно же они могли обмануть взгляд смертного своей магией, набросив завесу гламора, но сейчас явились в истинном своем облике. Агнесс ясно видела, что в облике Джеймса Линдена немало от них. Сама утонченность его красоты, точеные линии лица, грация движений, – это была более чем человеческая красота, хотя и вполовину не такая ошеломляющая, как у этих созданий, которые, должно быть, и траву не приминали, и на снегу не оставляли следов… Не то порхали, не то танцевали, не то выступали в сознании своего величия: все сразу. И вряд ли хоть один из смертных художников смог бы запечатлеть совершенство этих лиц. Свечение кожи и сияние глаз. Вряд ли хоть одна смертная вышивальщица смогла бы повторить узоры на их одеждах.

Их было семеро, но сразу стало ясно, что главной является дама с белыми волосами и бледным до голубизны лицом, в короне не то изо льда, не то из алмазов, закутанная в белый мех. Ее сопровождал рыцарь в черных доспехах, и шлем у него был в виде черепа птицы. Остальные господа – ошеломляюще прекрасные и в роскошных одеяниях – были с открытыми лицами. На Джеймса они смотрели с высокомерным презрением.

– Мисс Тревельян, – шепнул Мельбурн, – помогите старику преклонить колено. Придется

мне на вас опереться.

– Милорд…

– И вам советую последовать моему примеру. Если поблизости находится особа, у которой на голове что-то блестит, будь то корона или суповая кастрюля, лучше пригнуться как можно ниже. Особенно если кастрюля. Велика вероятность, что скоро она полетит прямо в вас.

Но Агнесс не забавляли его шутки. Лорд Мельбурн навалился на ее плечо всем своим весом, не давая шевельнуться, не то что вскочить и броситься к Джеймсу, который еще ниже опустил голову перед правительницей зимнего царства.

– Ты Мэб, Зимняя королева. Мой отец принадлежит к твоему двору. Склоняюсь перед тобой и приветствую тебя.

– И я тебя, человек, – тихо произнесла фейри.

Агнесс напряженно ждала, когда же она заговорит, чтобы услышать ее акцент, ведь именно акцент создает смысл слов, как приправа – вкус блюда. Но речь королевы фей звучала точь-в-точь как внутренний голос Агнесс. Похоже, и зарождалась она в голове слушателей.

– Ты хочешь вернуть свою силу? За этим ты нас позвал? – продолжала Мэб все тем же ровным невозмутимым тоном.

И Джеймс, глотнув отвердевшего от холода воздуха, ответил:

– Да. Не упрекай меня за то, что я не пользовался своим даром, я знаю об этом и сам. Если не стрясать плоды с яблони, рано или поздно они упадут в соседский огород. Если держать взаперти скакуна, он выбьет дверь конюшни и вырвется на волю. Но сейчас мне нужна моя сила, чтобы победить врага.

– Нужна, но откуда ты возьмешь ее? – покачала головой фейри, и ее венец вспыхнул белым пламенем. – Возьмешь ли ее из воздуха, что люди отравили копотью труб, или из воды, опутанной их сетями, или с лугов, что содрогаются в муках, когда по ним грохочут поезда? Из земли, источенной шахтами, как старый пень червями? Много ли в ней осталось силы?

– Но вам же ее хватает.

Королева засмеялась, дивясь его дерзости. Даже стоя на коленях, он сохранял независимый тон – не молил, а торговался.

– Ты не один из нас.

– Я не был одним из вас.

– Так ты готов отказаться от служения людям и богу людей?

– Готов. Люди, которых я любил, один за другим сошли в могилу, и вот последняя из них занесла ногу над пропастью. – Он оглянулся, встретившись глазами с Агнесс. – Да и вера моя некрепка. Если я воззову к небесам, мой вопль останется неуслышанным. Никогда я не был достойным служителем Господа.

– Но думаешь, что будешь достойным меня?

– Знаю, что буду. Позови меня за собой, моя королева, и ты узнаешь, чего я стою. За свою короткую жизнь человека я охотился на исчадий больше, чем многие из твоих бессмертных вельмож.

Придворные, стоявшие поодаль, зашептались, бросая на наглеца недобрые взгляды, но по одному мановению белоснежной руки ропот стих. Королева внимательно всматривалась в Джеймса, и Агнесс наконец поняла, что же ей напоминает эта сцена. Ярмарку найма на Мартинов день, куда стекаются работники, захватывая с собой атрибуты своего труда: кровельщик – солому, пастух – клок овечьей шерсти, служанка – метлу. Вот только предлагал Джеймс не пару крепких рук, не свои умения и опыт, а нечто несоизмеримо большее…