Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева
Шрифт:
Чем закончилась акция? За несколько лет были подготовлены хорошие специалисты для промышленности и сельского хозяйства, учителя и инженеры. Сначала они ждали, что советская власть падет, потом надеялись, что новая экономическая политика Советов востребует их и советское правительство призовет своих дочерей и сыновей, неприкаянных в Европе.
В конце 20-х годов такие надежды пали. Стала очевидна нереальность возвращения русских специалистов, подготовленных в Праге, в Россию. Найти работу в Чехословакии было трудно. Чехословацкое хозяйство не в состоянии было трудоустроить этих людей. И они поспешили в другие страны Европы. В это же время известный нам Ломшаков отправился в США решать вопросы обучения студентов и использования русских специалистов и профессоров. О результатах поездки Ломшакова интересно прочитать в сообщении пражской резидентуры
«Совершенно секретно
ИНО ГПУ
№ 03227 от 7/III
Из Праги, 6/III-24 г.
1) т. Дерибасу
2) к делу эмигрантов в Чехословакии
3) Менжинскому-Ягоде
20 февраля 1924 г.
Недавно прибыл из Америки проф(ессор) Ломаков (так в тексте сообщения. – Авт.), который выезжал туда по делам завода Шкода, а также по делам русской эмиграции, главным образом студенчества. Предполагалась переброска туда студентов, инженеров и части профессоров. 5 января на приветствия его русской профессурой в час его приезда он заявил, что в Америке отношение к эмиграции вполне корректное, что переброска туда студенчества возможна, но сопряжена с большими трудностями. Кроме того, в Америке каждый русский начинает свою карьеру с низов, и только пройдя стаж чернорабочего, можно выдвинуться дальше.
В связи с создавшимся положением, т. е. натянутости или вернее враждебности многих классов чешского населения по отношению к русским, в русских кругах настроение угнетенное. Оканчивающие высшие школы организовали кружок, целью которого является изыскание путей к дальнейшему существованию. Многие собираются в Америку, хотя русская профессура против того, чтобы студенчество уезжало за океан. Многие теперь уже уезжают во Францию. По слухам, должна быть забастовка чехов (трехчасовая) в знак протеста против поддержки русских эмигрантов…» [19]
19
ЦА СВР РФ. Арх. № 37. Т. 1. Л. 40. Копия.
«Русская акция» потеряла свой смысл. А Прага перестала быть академическим и учебным центром эмиграции.
Но один из осколков этой акции оставил долгий след в истории и идеологической войне, вплоть до сегодняшних дней. Речь идет о Русском заграничном историческом архиве, который был основан в феврале 1923 года в рамках «Русской акции». Создавался он при организации русских земских и городских представителей в Чехословакии, так называемом Земгоре. Финансово поддерживался Земгором и частными спонсорами – получаемые средства шли на покупку исторических документов. Но уже в 1928 году архив перешел в ведение чехословацкого Министерства иностранных дел, которое впредь и финансировало его деятельность.
Скоро министерство решило объединить с Русским архивом существовавшие тогда в Праге так называемый Украинский исторический кабинет, Белорусский заграничный архив, Донской казачий архив и Кубанский архив. Так появился Славянский архив Министерства иностранных дел. Вся история Гражданской войны в России оказалась сконцентрирована в одном месте.
В научный совет архива тогда вошли известные русские историки – Евгений Шмурло, Венедикт Мякотин, Антоний Флоровский. Бессменным председателем совета, вплоть до своей смерти в 1933 году, был выдающийся русский историк Александр Кизеветтер. А исполнительным директором архива со стороны министерства был назначен чешский историк Ян Славик.
Несравненна организация работы архива – по сути, весь мир был охвачен сетью его полномочных представителей, агентов сети из числа эмигрантов, проживающих на данной территории. Они действовали в Австралии, Аргентине, Болгарии, Китае, Эстонии, Финляндии, Франции, Италии, на острове Ява, в Югославии, Литве, Латвии, Маньчжурии, Германии, Польше, Румынии, Швейцарии, Турции, США, Великобритании и еще во многих странах. Вот листовка, которая тогда распространялась в эмигрантских кругах многих стран [20] .
20
Вацек Й., Бабка Л. Голоса изгнанников. С. 20.
«Архив русской эмиграции
Собираем и приобретаем печатные и рукописные материалы по истории русского общественного движения,
Всю свою работу Архив ведет в духе полной научной объективности, не преследуя никаких политических тенденций в разработке исторических материалов и соблюдая полную секретность в отношении материалов переданных доверительно, с представлением гарантий по соглашению с владельцами. Для хранения материалов Архив располагает особо приспособленными помещениями и сейфами. Для разработки материалов организуется ученая комиссия в составе профессоров – историков и специалистов архивного дела. В ряде эмигрантских центров Архив имеет своих агентов и представителей».
Документы, которые находили агенты этой архивной сети, приобретались с помощью чехословацких дипломатических представительств. А потом приобретенное богатство отправлялось в Прагу, для архивирования. Часто везли дипломатической почтой. Так образовалось поистине бесценное собрание материалов. Русский заграничный архив превратился в начале 30-х годов в настоящий научный институт по истории революционного движения в России и истории русской эмиграции. Материалами русского архива при разработке своих концепций в отношении России пользовались такие яркие мыслители, как П. Н. Милюков, П. Б. Струве, П. А. Сорокин, М. М. Карпович.
И все же какие ценные приобретения архива сказались на умонастроениях русской интеллектуальной эмиграции? Тут самый авторитетный голос у авторов книги «Голоса изгнанников» Йиржи Вацека и Лукаша Бабки. Они открывают тайны интеллектуальных сокровищ. Последуем за ними.
Архив состоял из отдела документов, библиотеки (книги и журналы) и отдела газет. Реестр собрания периодики насчитывал к 1945 году свыше четырех тысяч изданий. Из них более 700 – дореволюционные, около 300 – издававшиеся дореволюционной эмиграцией, более 100 – антибольшевистские времен Гражданской войны, 400 – советские, почти 1300 – эмигрантские издания периода 1918–1945 годов и около 1100 – иноязычные. Пражский архив был единственным центром, который систематически собирал эмигрантские издания после 1917 года. Масштабная коллекция антибольшевистской периодики времен Гражданской войны оценена как главное историческое достояние архива. Кроме того, исторически уникальными считаются издания, выходившие в период с 1941 по 1945 год на советской территории, оккупированной нацистской Германией.
Идейный плюрализм в среде российской эмиграции положил начало стремительному росту эмигрантской печати. С ее страниц получали хождение новые идеи, взгляды, которые будоражили эмигрантское сообщество. Издателями были, как правило, частные лица и частные издательства, в редких случаях – политические партии и организации, ведущие политическую пропаганду. Но и за частными издательствами нередко стояли различные политические группировки, которые финансировали газеты и журналы. Непосредственно со стороны чехословацкого правительства была предоставлена финансовая поддержка целому ряду периодических изданий, выходящих за пределами чехословацкой аудитории (например, «Последние новости», «Дни», «Современные записки»).
«Русская акция», Русский архив. Они продолжили русскую культуру, русскую мысль в вынужденной ситуации зарубежья. Но Масарик добивался от русской эмиграции большего, он ведь по-прежнему был верен своей доктрине панславизма, славянской солидарности. Неустанно внушал ее тезисы авторитетным деятелям эмиграции – интеллектуалам, ученым мужам. Они откликнулись научными исследованиями, статьями, докладами, книгами, – концепциями и теориями.
По крайней мере, Прага помогла и рождению, и становлению двух принципиальных идейных течений русской интеллектуальной эмиграции – «сменовеховству» и «евразийству». В 1921 году в Праге издается сборник научных статей под названием «Смена вех». Заглавные статьи были написаны идеологами этого течения – профессорами Николаем Устряловым (обосновавшимся в Харбине) и «парижанином» Юрием Ключниковым. «Сменовеховцы» стали определенным камертоном изменения смыслов во внутренней политике большевиков, которая к середине 30-х годов действительно стала политикой национал-большевизма.