Заговор против «Эврики». Брошенный портфель

Егоров Виктор Георгиевич

Василий Степанович решил встретиться с Рахими под видом представителя пограничных властей. Он посетил супругов в гостинице. Они встретили его злые и взъерошенные.

— Господин Рахими, я по поводу ваших паспортов…

— О, надеюсь, вы сообщите нам приятное.

— Паспорта еще не готовы.

Рахими вскочил.

— Как? Все еще не готовы? Но когда же? Когда они будут готовы? Я не могу больше ждать. В Финляндии мне надо заключить контракты. И как можно скорее. Иначе мы вылетим в трубу. Виролайнен продаст бумагу другому… Я буду вынужден заявить об этом нашему послу.

— Что ж, заявляйте, —

Василий Степанович пожал плечами.

Разговаривая, Никодимов поглядывал на Рахими. “Работник разведшколы… — Никодимов снова поднял глаза. — Нет. Не похоже. Не выдержан. Картер бы не потерпел такого. Картер хитер и умен…”

Никодимов встал, слегка наклонил голову и вышел.

Уже на улице он подумал:

“До конца недели я их продержу. А больше вряд ли удастся”.

Рахими сидели в номере и в первый день после приезда и во второй. Они никуда не выходили и после посещения их Никодимовым, никому не звонили и ни с кем не пытались связаться.

Лоточник так и не был найден. Его следы терялись неизвестно где. Со станции, на которой лоточник сел в вагон, донесли, что в двадцати километрах шофер увидел ночью незнакомого человека, голосовавшего на шоссе, шофер остановился, незнакомец забрался в кузов, а когда машина подошла к соседнему поселку, в кузове никого не оказалось — неизвестный успел сойти. Где это случилось, шофер не знал, скорее всего у железнодорожного переезда; шлагбаум был закрыт — шел поезд, — и пришлось останавливаться.

Василий Степанович погладил рубец на виске — он начал побаливать. Рахими долго держать нельзя. К концу недели их придется отпустить и, если за это время они не выдадут себя, все так и останется загадкой: и сами они, и цель их поездки. И жди тогда, каких бед натворит лоточник. И все-таки Василий Степанович надеялся — на что, он сам пока не знал; должно быть, надежда всегда жила в нем, жила просто потому, что без нее он работать не мог; если делать все как надо и запастись терпением, как ни хитро сплетена сеть, где-нибудь да порвется… Но времени мало, надо помочь этому.

Вечером позвонили из уголовного розыска.

— Пока никаких следов. Ни одного знакомого “почерка” в ограблении не узнаем, — докладывал майор Еремеев.

— Может быть, уголовники тут ни при чем?

— Трудно сказать, — ответил Еремеев.

“Да, надо торопиться с делом Рахими, искать лоточника. Но где? Где? Василий Степанович взглянул на карту. Синий кружочек — станция, возле которой он прыгнул из поезда. Города, города. Густая сеть дорог. Место людное. Где он там обосновался? А если ему указаны другие места? Нет, искать придется по всей стране”. — Василий Степанович наморщил лоб.

— Вот что, — сказал он вошедшему Семену. — Завтра разошлешь фотографии по стране. А на ту станцию, на которой сел в поезд лоточник, нужно направить оперативную группу. Усилим поиски и в Москве. — Василий Степанович подумал: — С завтрашнего вечера подключайся к Смирнову и Веденину ты.

— Наблюдать за Рахими?

— Не спускать глаз.

— А если они захотят выйти в город?

— Проследить.

Василий Степанович понимал, что идет на риск. Рахими могут осаду выдержать. Ну, а если занервничают, засуетятся и кинутся в страхе убегать, лишь бы вырваться из кольца окружения, тогда риск оправдается. Во всяком случае у Василия

Степановича только и была пока одна эта возможность, и он решил до конца использовать ее… Он сидел к Семену боком и, почувствовав, что тот чего-то ждет, взглянул на часы — двенадцатый час был уже на исходе.

— Иди. Завтра приходи пораньше. А я посижу еще.

На другой день утром, выйдя из дому, Василий Степанович сказал шоферу, что пойдет пешком, и перешел перед носом машины улицу. Так бывало не однажды, шофер дядя Миша к этому привык; он опустил стекло и, лениво правя, прижимаясь к тротуару, поехал — торопиться было некуда, пока-то полковник дойдет до управления.

Василий Степанович зашагал по скверу. Ночью побрызгал дождь, к утру все высохло, но воздух был чистый, пахло прелыми листьями, и запах этот, грустный и терпкий, был приятен. Он напоминал тихий городок, где Василий Степанович родился и бегал по утреннему холодку в школу, читал книги по астрономии и, смастерив подзорную трубу, лазил с ней через чердак на крышу.

Детство было голодным и юность не легче. Отец бубнил: “Пора на завод, зарабатывать на хлеб”. И он пошел на завод, а оттуда в райком. Астрономом он не стал и институт, как хотелось, не окончил, но увлечение осталось и жило в нем. Он любил читать про Эйнштейна и другие миры. Многое было непонятно: он не мог себе представить, как это, улетев на звезду Ипсилон молодым, можно возвратиться через сотню лет на Землю лишь слегка постаревшим; он думал и гадал и разглядывал формулы, а в голове все это не укладывалось. Василий Степанович вздыхал: где уж ему угнаться за новыми теориями… Он ходил, когда было время, на лекции в Политехнический и тут неожиданно обнаруживал, что знает много больше, чем другие, и слыша, как рядом шепчутся: “Сложно говорит, непонятно”, оглядывался: чего тут непонятного, все ясно, как на ладони. И, слушая лектора, думал: “Вот сын Витька был бы жив, непременно ударился бы в науку…”

Василий Степанович шел и вспоминал городок. Он все собирался съездить туда с Мариной и каждый раз откладывал. Как-то всегда так получалось — для себя времени не хватало, разве что вот эти короткие утра да вечера, когда Марина уводила его в театр. В театры он ходил редко и ничего почти о них не говорил — старые пьесы шли не часто, а нынешних он не любил и обижать жену не хотел: Марине многое в них нравилось.

Шурша, проносились машины: шли они друг за другом, без интервала, в несколько рядов; запах бензина он слышал каждый день, так и шло из года в год, так он и будет доживать, вдыхая этот запах. Сейчас, наверно, и в его городке снуют по улицам машины, а может, пахнет нефтью, — он читал, что недавно в тех краях нашли нефть…

У выхода из сквера стоял киоск. Очередь была небольшой. Василий Степанович встал, шажок за шажком продвинулся до окошка, купил газеты и, увидев в яркой обложке книгу, подумал, не надо ли купить и ее; потом передумал — немножко смешно в его годы увлекаться научной фантастикой. Книгу увидят и Игорь и Семен. Харитонов не обратит внимания, а Смирнов навострит глаза: вот, мол, полковник собрался лететь на Луну, и усмехнется молча. Нет, уж лучше купить книгу на обратном пути. А если ее продадут? Да и когда он пойдет обратно, может, как вчера, в первом часу? Василий Степанович подумал и купил книжку.