Заговор русской принцессы

Сухов Евгений Евгеньевич

Петр мгновенно переключался от буйного веселья к серьезной беседе, не давая сотрапезникам расслабляться.

Отрицательно покачав головой, Франц Лефорт отвечал:

— Не так все просто, Питер. После смерти польского короля Яна Собесского Польше сейчас не до России с Турцией, ей бы свои дела уладить. Франция — союзник Турции. Англии и Голландии тоже невыгодна война с Оттоманской Портой, потому что они с ней торгуют. Так что война с султаном никому не нужна, в том числе и России. А вот союзников против шведского короля поискать можно.

Франц

Лефорт прекрасно разбирался в европейской политике, что служило дополнительным аргументом для назначения его руководителем дипломатической миссии. Его гибкий ум мгновенно вникал в перипетии дворцовых интриг, высчитывая предполагаемые союзы.

— Кто же будет на месте Яна Собесского?

Уже три года польский сейм не мог выбрать короля, что отодвигало Польшу на задворки европейской политики.

Франц Лефорт отреагировал мгновенно:

— Здесь две реальные кандидатуры: курфюрст Саксонский и принц де Конте.

— И кто же для нас предпочтительнее?

— Лучше, конечно, поддерживать Августа, ему нужны союзники.

— Почему не де Конте?

— У Франции доверительные отношения со Швецией. А потом, он союзник Оттоманской Порты.

Петр Алексеевич внимательно слушал Лефорта, продолжая поглощать водку стакан за стаканом. Такое впечатление, что зелье его не брало. О хмеле, уже порядком затуманившем сознание, свидетельствовали только блестевшие глаза.

— Значит, будем поддерживать Августа.

Задумавшись, Франц Лефорт произнес:

— Впрочем, все может пойти и по-иному. Мне известно, что очень болен испанский король Карл ХII, последний Габсбург на испанском престоле. Он бездетен, и за его наследство могут спорить Франция и император Священной Римской империи Леопольд I. Так что, Питер, легкой прогулке по Европе у тебя не будет.

Веселье наскучило. Поднявшись, Петр распорядился:

— Веди в опочивальню. Устал я, спать хочу.

Глава 23 ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО

Великое посольство отбывало из столицы в мартовскую оттепель. Длинный санный поезд, спустившись с бугра, устремился по накатанной дороге в сторону Москвы-реки.

Ошалев от невиданного зрелища, посадские с восторгом посматривали на обоз, окруженный со всех сторон солдатами Преображенского полка. Замоскворецкие собаки, задрав кверху носы, провожали поезд дружным лаем.

Подоспевшие стрельцы едва успевали оттеснять неугомонных псов бердышами:

— А ну пошли прочь, неуемные!

Только одна сучечка, рыженькая, с поднятым хвостом, не взирая на угрозы, продолжала преследовать поезд, расторопно кружа между людьми и под ногами лошадей. Высокий бомбардир, ехавший на пегой лошади, стеганул кнутом беспокойную собаку поперек спины, и та, обиженно завизжав, сбежала по снежному настилу с крутого накатанного косогора.

— Ловко ты ее, Петр Алексеевич, — услужливо заглянув в глаза, произнес офицер в костюме Преображенского полка.

— Сказано же тебе, Алексашка, дурья ты башка, я не Петр Алексеевич,

а бомбардир Преображенского полка Петр Михайлов!

— Ловко ты ее, Петруха, — весело поправился Меншиков, — под самый хвост угодил. Теперь она того… Долго еще с кобелями не захочет.

Бабы, застывшие у полыньи с коромыслами, с интересом провожали обоз. Оживленно, под барабаны и вой гарнизонной трубы, санный поезд отходил от Кремля, привлекая к себе внимание всякого. Русобородые, молодые, со статной выправкой солдаты весело глядели на собравшейся народ и, крепко придерживая мушкеты, торопились следом.

С Благовещенского собора, желая уходящим доброго пути, зазвучал колокол, легко перекрывая своим низким густым звучанием удалой потешный барабан. Из ворот вышел патриарх. Прищурив подслеповатые глаза на выглянувшее светило, всмотрелся в почерневший весенний снег и, осенив крестным знамением хвост обоза, удалился в Кремль, подхваченный под руки заботливыми служками.

Глава Великого посольства Франц Лефорт в парадном татарском кафтане с соболиной накидкой на плечах ехал впереди обоза. По обе стороны от него — французы из Преображенского полка.

— Расступись! — срывая голос, орал сотник на собравшихся горожан.

Толпа, раздвигаясь неохотно, впустила в себя длинный обоз, как если бы хотела проглотить его зараз.

— Куда же это они нынче-то? — спросил дьяк в темно-коричневом кафтане, отступая перед санями.

— В шведскую землю, до Риги, а там к немчинам. Науки постигать.

Накатывая полозьями дорогу, санный поезд покатил по берегу Москвы-реки в сторону шведской границы.

— А вон тот дылда на вороном жеребце уж больно на государя похож, — прищурился дьяк, разглядывая тощую фигуру Петра. — Да и ухватки те же. Так же рожу кривит, как будто бы пчела покусала.

Его собеседник, дядька с черными пронзительными глазами, в меховой шапке набекрень, недоверчиво произнес:

— Неужто царь? Он ведь сейчас в Преображенском селе сидит, со своей лебедушкой, как ее… Не то Монс, не то еще как. Да всех его баб и не упомнишь! — И, всмотревшись попристальнее во всадника, продолжил: — А вообще похож. Только наш государь поладнее будет, а сей уж больно скособочился.

— Я так думаю: все-таки царь. Вот только что ему делать в иноземщине?

— А что еще делать этой детине стоеросовой? То же, что и в Москве. Баловством будет заниматься, маскарады устраивать да фейерверки пускать.

Санный поезд, растянувшись на добрые три версты, петлял по улицам, вызывая неистовую ярость окрестных собак.

— Иноземцы хорошему не научат. У нас своя голова на плечах имеется. На Азов пошли с чужестранными командирами, и что получилось? Только позора набрались. Пришлось на наших полковников менять. А летом царь в Преображенском фейерверк запускал. И что было-то?

— Чуть все село не спалил.

— Вот то-то и оно! Поучится, вернется, так обязательно всю Москву предаст огню. Тогда нас шведы голыми руками брать станут.