Заговор теней
Шрифт:
Дядюшка Пу лишь кивнул: на его узкоглазом лице, обрамленном жидкой бородкой, не отразилось ни радости, ни печали. Старик сидел на циновке, поджав ноги, слегка покачиваясь, словно в полусне. Глаза его были прикрыты, худые пальцы перебирали костяные четки.
— Я очень испугалась, когда эта тварь вылезла из пропасти, — негромко сказала девушка. Она сидела рядом с киммерийцем на полу хижины, в которую привела своего спутника после того, как они переправились через реку, — О Бхайрави, спаси и защити нас от исчадий Тьмы!
Варвар вспомнил существо, появившееся из клубящегося
Оно походило на хамелеона, улитку и жабу одновременно. Брюхо, отвисшее, покрытое тусклыми роговыми пластинами, между которыми вздувалась и опадала зеленоватая кожа, колыхалось, как огромный мешок, делая монстра на вид несколько неуклюжим; лапы имели по восемь суставов и длинные цепкие пальцы, увенчанные загнутыми когтями, алыми и блестящими, словно ногти придворного модника, покрытые лаком. Плоский хвост волочился по плитам, оставляя белесую слизь, огромные ступни по-стариковски шаркали, и непонятно было, как столь нелепое создание может карабкаться по отвесным скалам.
Впрочем, Конан вскоре убедился, что может, да еще как.
Варвар стоял в центре площадки, словно лицедей, готовый сыграть главную роль в жутком спектакле. На ступенях амфитеатра безмолвно восседали песьеголовые и их женщины; где-то там была и Ка Фрей, следившая за ним полными ужаса и слез глазами.
Демон зашипел, выпустил длинный огненный язык и, воздев над уродливой мордой длинные кривые руки, двинулся вперед, подминая колючки, пробивавшиеся между плитами. Хвост, еще недавно бесцветный и студенистый, побурел и покрылся черными полосами, повторявшими очертания трещин. Грудь его покрывало нечто округлое, красноватое, с розовыми прожилками, и Конану сначала показалось, что это какой-то щит или воротник, наподобие кольчужного, защищающего грудь латника, но, когда монстр приблизился, варвар разглядел: то была нижняя губа чудовища, а над ней, блестя желтой слюной, скалились мелкие, по-щучьи острые зубы…
Длинный язык, полыхавший жаром, коснулся его лица. Вернее — маски, прикрывавшей лицо киммерийца. Маска была сделана виртуозно, как и все в городе клинхов, и, надев ее, Конан стал неотличим от песьеголовых, разве что синие глаза, смотревшие в отверстия фальшивой собачьей головы, могли бы его выдать. Однако Хохочущий Демон распознавал лишь обман, навеянный чародейством, маска же была рукотворной, а посему чудовище видело ее точно так же, как и все остальные: не слишком отчетливо в полумраке, царившем на краю пропасти.
Конан заставил себя стоять смирно, хотя его так и подмывало воспользоваться арсеналом, которым он запасся. Варвар застыл, словно изваяние, подняв руки, продетые в полые стебли гигантского бамбука: эти наручни, согласно замыслу, должны
— Kru singh omm-olul — услышал он, словно сквозь толщу воды, хриплый крик Абдрасана. — Хали, Хали, мать наша, прими то, что повелел Сома, Владыка Снов!
Ах вот как, значит бог Луны лично удостоил его чести стать жертвой пузатого демона! Надо же. И еще — раджуб песьеголовых ни словом ранее не обмолвился, что ведет свою родословную от Девятирукой. Кажется, он утверждал, что прародительницей его племени была трехголовая Снейгу. Нет, пожалуй, сам Ормазд, Судья Судей, не смог бы разобраться в хитросплетении верований жителей этих земель!
Впрочем, разбираться сейчас времени не было: за поблескивающей слюдянистой оболочкой похожее на желток полупрозрачного яйца глазное яблоко монстра двигалось, перетекая внутри поблескивающего нароста посреди его покатого лба — по бокам, похожие на листья чертополоха, колыхались под слабым ночным ветром дряблые уши. Колыхание прекратилось, желтый шар застыл, и красная крапинка, блестевшая посредине, определилась: взгляд демона вперился, ощупывая жертву.
«Иди, — мысленно молил варвар, — возьми меня! Иди, пузатый, во имя твоей грудастой Госпожи, я, ускользнувший от Нее, жду тебя!»
Демон, видимо, что-то чуял — отблеск или запах мыслей — он взболтал единственный глаз, как повар, готовящий яичницу-болтунью, и выплеснул щучьим ртом звук, похожий на смех изувера, добравшегося до вожделенной селезенки жертвы.
«Хо-о, — пронеслось над амфитеатром, — Хали-вхо-о!»
В тот же миг монстр кинул свои руки-корни, многочисленные суставы защелкали, и пальцы, похожие на бледных червей, но подобные захлестнувшей силой аркану кочевника, сдавили руки варвара.
Хрустнуло древесное волокно бамбука, на миг Конану показалось, что наручни не выдержат, и его запястья будут раздавлены безжалостной силой, но — обошлось; киммериец почувствовал пустоту под ногами и холод в животе; амфитеатр, оттаяв, ахнул: утюжа плиты, монстр отступил и канул вместе со своей добычей в логово, дарующее тьме — тьму.
Спускались стремительно. Демон, не переставая хохотать (утробные звуки кружили голову, пожалуй, пострашней спуска), вытягивал нижние лапы, казавшиеся еще недавно неуклюжими, столь проворно, что ему мог бы позавидовать любой скалолаз, рожденный по обе стороны Киммерийских гор. Его похожий на наросты голубоватого льда глаз крепко сидел во лбу — крутился под оболочкой лишь желтый зрачок, как матрос в корзине наверху мачты: выглядывал путь. Варвар висел, напоминая себе подстреленную дичь, раненную, еще не простившуюся с жизнью, но уже в тенетах — а охотник ликующе хукал, скользя по расщелинам столь же легко, как обычные звероловы ходят через вереск или теплый песок, возвращаясь с добычей.
Столько раз демон вступал на гибельные места, что голова шла кругом. Там, где была тропинка или тень лестницы, не ложились шаги его широких ступней — монстр застывал, поводя желтым зрачком, и вдруг бросался на отвесную стену. Он нес свою добычу на вытянутых руках, не касаясь ею скалы; живот под костяными пластинами гулко бухал, когда тварь с проворством ящерицы отыскивала магическим глазом лазейки на дно. И гладкая стена обращалась в пологую расщелину, и на месте подозрительных осыпей возникали лестницы.