Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)
Шрифт:
И так далее и в таком духе.
Когда читаешь эти страницы «Дневника», возникает глубокое чувство омерзения. Но не к «герою», а к авторам. Такое могли придумать ослепленные ненавистью люди. Или просто ненормальные. И приписать авторство Анне Вырубовой. Которая даже под страхом смерти не обронила ни одного худого слова ни о царе, ни о царице. Мало того, Специальной Следственной врачебной комиссией (такое у нее официальное название по документам) признана девственницей. Она и отпета при кончине в Финляндии как девственница. Не нахожу слов, какими можно заклеймить постыдный акт фальсификации «Дневника», какими проклятиями можно было бы осыпать головы авторов, чтоб им хорошенько припекло там, на Том Свете?
Но ни слова, ни проклятия вдогонку им в Мир
ВТОРОЙ ПОВЕРЖЕННЫЙ
«Что можно нам по отношению к другим, того нельзя другим по отношению к нам», — главный постулат иудейской морали.
Отстранение Щегловитого прибавило наглости Распутину и К°.
«Впервые в истории России простой провинциальный еврей, — пишет Арон Симанович, — сумел не только попасть к царскому двору, но и влиять на ход государственных дел».
«Уже в провинции я завязал много знакомств в этих кругах и приобрел известный навык в общении с чиновничеством и подкупе их».
К слову:
При весьма хвастливом тоне книги Симановича, надо отдать должное автору — он бывает правдив и даже местами объективен. Например, он действительно добился многого. Задариванием и подкупом. Уже одно то, что при откровенном антисемитизме царя и значительной части высшего света он, простой провинциальный ювелир, смог проникнуть в высшие круги и там создать свое влияние, пусть и не такое уже исключительное, как он пишет, но значительное, — это уже делает ему «честь», это уже феномен. И заслуживает некоего уважения, не говоря уже о том, что представляет несомненный интерес. Хотя бы потому, что его книга — настоящий учебник познания еврейской натуры. Кроме того, автор ее становится в ряд лиц, которые действительно как-то влияли на ход российской истории и которые, что весьма важно, являются теперь бесценным источником многогранной информации. Потому что исходит из первых рук. Может, не все, о чем пишет Симанович, следует принимать на веру, но многое, чувствуется, идет у него от души и чистого еврейского сердца. Если можно его сердце назвать чистым.
Бесспорно, например, то, как он пробивал себе дорогу в высший свет. Вернее, ко двору. Бесспорно, в каком кругу он вращался, какие условия способствовали его успеху. И особенно ценны его еврейско — патриотические откровения и характеристика личности и жития Распутина. Равно как и свидетельства приемов борьбы евреев за равноправие, их бесстыдство и вероломство. И многое, многое другое. От этих его откровений порой гадко на душе, но не менее гадко и от предательской атмосферы при царском дворе.
Симанович неоднократно напоминает читателю, что он полностью берет на себя ответственность за свои действия, понимая их безнравственность и, таким образом, огораживает своих соплеменников от критики. Он не «выставляет требований признать все его поступки правильными». Он действовал при помощи Распугана, «но на свою личную ответственность и без помощи единоверцев». И эти его оговорки, стремление взять «огонь» на себя — есть мужественный по — своему шаг, Хотя он говорит об этой своей отстраненности, чувствуется, под влиянием и нажимом единоверцев, желающих остаться, как всегда, в тени, подальше от грязных делишек, которые не делают чести евреям, но которыми они всегда грешат. Такова уж тактика и стратегия этого народа. И тут их трудно перебороть. Единственное, что можно противопоставить им — это применять против них их же тактику и стратегию.
Один из сподвижников Симановича, некий Мозес Гинцбург, который «нажил» большие деньги в Порт — Артуре во время войны с Японией, восклицает: «Мы возьмем на себя большой грех, если не используем такую возможность!» (Имеется в виду влияние задобренного и подкупленного ими Распутина. —
Но дело не только в Распутине. Дело и в прогнившей атмосфере в высшем обществе, в которой стало возможно появление и влияние Распутиных. В склонности царской четы к мистике, к вере в сверхъестественные силы. Рыба с головы гниет. Именно здесь, на почве увлечения мистикой, разыгралась одна из самых трагических страниц истории русского общества. Именно отсюда, от царской четы, пошло, словно круги по воде, всеобщее безумие. Именно на почве мистических представлений процветали агинушки, Распутины и симановичи. Здесь, да и в кругу матери-императрицы и великих князей, свила свое гнездо всероссийская беда. Хотя в Старом дворе трезво смотрели на распутинскую чертовщину, понимали всю пагубность мистического безумия. Но там свирепствовали свои амбиции, некоторые из которых играли на руку Симановичу и К°, как, например, разделение России на части; а некоторые — антисемитизм и антираспутинщина — воспринимались остро негативно. И потому именно туда и выплеснул весь яд своего сочинения Арон Симанович. С дичайшей непосредственностью он описывает, как он и его единоверцы ловко направляли страшную силу Распутина против них и вообще против всякого здравого смысла. Что практикуется евреями и по сей день. Там, где здравый смысл, там не могут творить распутины и симановичи. Они совьет себе гнездо дьявольщина. Там, где здравый смысл, там не могут творить только в атмосфере абсурда. Здесь они чувствуют себя, как рыба в воде.
Жизнь и политика Старого двора, во главе которого стояла мать — императрица (Гневная), их борьба против «Гессенской мухи», как презрительно именовали между собой стародворцы молодую императрицу, нам почти неведомы, а потому трудно сопоставить и рассудить, кто прав, а кто виноват. Кто больше потрудился на развал империи, кто мыслил реально, а кто занимался «верчением стОла» и вызыванием духов, чтоб с ними посоветоваться. Но косвенные данные кое о чем говорят нам. И первое сильное впечатление складывается, когда читаешь книгу все того же Арона Симановича. Его нескрываемая ненависть к Старому царскому двору наводит на размышления.
Одним из самых ненавистных противников еврейской общины Симанович считает великого князя Николая Николаевича в бытность его Верховным Главнокомандующим русской армии во время русско — германской кампании. А возненавидели они его еще за дела в Порт — Артуре, когда он поприжал евреев за беззастенчивый грабеж армейских складов. А потом гонял их на русско — германском фронте. За те же дела. За продажу Германии большой партии сахара через Египет. Ну какой бы главнокомандующий армии не возмутился, если б узнал, что его соотечественники подкармливают противника, в то время как солдаты гибнут во славу Отечества? Кто-то проливает кровь, а кто-то наживается на этом.
Ну представим себе, что израильский Премьер узнает, что его злейшему врагу Хусейну какой-нибудь крупный предприниматель, да еще не еврей, а, положим, араб, продает тайком через подставную страну дефицитное продовольствие, произведенное в Израиле. Каково было бы тому же
Шамиру или Мойше Даяну? Крик подняли бы на весь мир. А тут, поди ж ты, «наживают» на бедах русских солдат деньги, и когда их хватают за руку, — возмущаются и кричат караул. А Симанович понимает это так: «Между тем политика Николая Николаевича становилась все угрожающей и вызвала среди евреев невероятное возбуждение».
Решили собрать совещание с участием Распутина. И нажаловаться ему на Николая Николаевича. Распутин выслушал жалобы евреев и пообещал помочь. «Я предложил, — пишет Симанович, — преподнести подарок в сто тысяч рублей для семьи Распутина. Мое предложение было принято». «На другой день М. Гинцбург внес в один из банков на имена дочерей Распутина по пятьдесят тысяч рублей».
И вот уснащенный таким образом чудотворец включается в борьбу и не с кем-нибудь, а с великим князем Николаем Николаевичем — Верховным Главнокомандующим армии. Симанович с пристальным вниманием и «удивлением», как он пишет, наблюдает за схваткой. За тем, как Распутин смещает Верховного.