Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)
Шрифт:
Незаметно и кстати сгустились сумерки. Если Алекс проснется, то не увидит выступивших слез на его глазах. А слезы, непрошеные и легкие, сами собой катятся из глаз, освобождая душу от нестерпимой тоски, поднимая в серд це волну за волной жалость к себе, к маленькому Алеше, цветущим дочерям, к любимой Алекс, гаснущей в этом заточении, но не ропчущей; как-то находящей в себе силы держаться и поддерживать его. В чем только душа жива?! Сколько пережила она, сколько перенесла эта женщина с ним!..
Юровский лично подбирал исполнителей убийства.
«Этими палачами были, — пишет далее П. Жильяр, — еврей Юровский, русские каторжане Медведев, Никулин, Ермаков и Ваганов и семь немцев и
Эта ночь у них прошла в сплошных совещаниях. Юровский и отобранная им команда убийц начали совещание еще за ужином. Вернее, после того, как царская семья, отужинав, тихо удалилась в свои покои. Юровский намеком объявил, что час «X» настал. Сегодня все будет кончено. И велел Павлу Медведеву отобрать у русской наружной охраны оружие и принести ему. Затем они из столовой перешли вниз, в караульное помещение. И там обсудили все подробности. Неожиданно зашел спор — кому достанутся Государь и Наследник. Юровский слушал некоторое время спорящих, вдруг прервал заявлением, что он берет на себя Государя и Наследника. Это составит ему честь на века — прикончить последнего русского Императора.
Стали «делить» остальных и снова заспорили. Теперь никто не хотел брать на себя убийство женщин. Особенно молодых — Великих Княжон. Юровский не без раздражения, тыкая в каждого пальцем, определил, кому кого убивать. На том порешили. И потянулось тягостное ожидание. Действовать решили глубоко за полночь. Чтоб город уснул. Чтоб ни одна живая душа не слышала шума, который может возникнуть во время казни. Это были самые страшные часы в жизни каждого из убийц. Как ни дремучи были эти, погрязшие в убийствах и зверских расправах люди, нынче каждый из них понимал — предстоит совершить нечто из ряда вон выходящее. Что сегодня ночью их руками будет пролита кровь помазанника божьего. А это тебе не простого смертного прикончить. И неизвестно еще, что судьба уготовила каждому из них — венец вечной славы или позорную смерть и проклятия. Так или иначе, с этой ночи они волею судьбы теперь на виду у всего мира. Как мир отнесется к их этому деянию — один Бог знает. Ибо он знает, видит и вряд ли простит.
Юровский догадывался о душевном состоянии каждого из своей команды, а потому как никогда был щедр на выпивку. Пили одну за одной и не пьянели. Никулин мрачнел с каждой рюмкой и покрывался пунцовыми пятнами. Юровский то и дело обнимал его за плечи, как бы подбадривал, а сам внимательно всматривался в каждого своими глазами навыкате.
Медведев, тот наливался мертвенной бледностью. Ваганов каменел лицом. После каждой рюмки он выпрямлялся на табуретке, будто у него ломило поясницу. Видно, нервное напряжение сказывалось на застарелом радикулите.
Немцы и австрияки, те мирно переговаривались между собой. Все смелее и все громче по мере выпитого. Им все нипочем, им лишь бы скорее домой. За участие в этой операции им обещали полную свободу и довольствие на всю дорогу, когда поедут на желанную родину.
Самым впечатлительным в этой банде был, конечно, Ермаков. Он сначала быстро захмелел и все порывался что-то сказать:
— …Я никогда! Слышь, господа! Я никогда не пр — ращу себе…
Дальше язык не поворачивался.
Потом он стал трезветь. И уже не пытался высказаться по поводу того, что он «никогда себе»… А молча с подозрением всматривался то в одного, то в другого собутыльника. Но больше всего присматривался к Юровскому. Тому явно надоело такое внимание, он резко вскинул свою вихрастую голову:
— Ты чего, друже, присматриваешься?
— Да вот никак не уразумею, неужели ты в Государя?.. А потом в наследника? И рука не дрогнет?
— Не дрогнет. Не переживай. Настанет час, и ты увидишь.
Юровский храбрился
— Ты, Ермак!.. — нарочито развязно обратился он к товарищу. — У тебя что, очко заиграло? Так скажи. Я те не принуждаю. Мож пойти пощупать одну из княжон. Шоб руки потом не дрожали! Га — га — га!.. Потом всю жись будешь хвастаться — царскую княжну щупал…
Ермаков отвел глаза, закурил цигарку и вышел вон.
Юровский дал отбой пьянке и велел всем выйти проветриться и собраться с духом. Сам с Никулиным пошел проверять наружную охрану.
За дверью караульного помещения на кушетке лежал Ермаков, упершись недвижным взглядом в потолок. Губы его беззвучно шептали что-то.
— Ты не молитву ли творишь, друже? — Юровский играл под украинца и частенько свою речь пересыпал словами украинской мовы. — Та чи ты злякавски?..
Ему смешочки, а Ермакову было не до шуток. Ему и в самом деле было плохо. Мугило после выпитого. Голова шла кругом и казалось, что потолок валится на него. Потолок и стена, якобы, на которой портрет царя во весь рост. Откуда взялась та стена из зала суда, где ему лепили двадцать лет каторги за убийство полицейского в драке возле пивной в Питере. Огромный, во всю стену портрет. Царь на нем в золоченом мундире, с лентой через плечо, в высоких начищенных до блеска сапогах. Бравая выправка и нафабрены усы вразлет. Вот именно такой, только нарисованный, все валится и валится на него вместе со стеной. Вот сейчас накроет его, и он задохнется под ним. Уже заранее не хватает воздуха, уже заранее давит грудь и хочется кричать, позвать на помощь. А на помощь, он знает, никто не придет. Вокруг него пляшут и корчат рожи гад Юровский, подонок Медведев и выгнутый в пояснице Ваганов. Немцы и австрияки в штопаных гимнастерках. У них у всех глаза навыкате и отвратные рожи. И царь стоит между ними. У него спокойное лицо и слезы на глазах. Из-за плеча его выглядывает худенький мальчик. Это еще кто? Ах, да! Это же Наследник. Бледный болезненный мальчик. Этого-то за что?..
— Этого-то за что? За что мальчонку? — Ермаков вскочил на лежанке, огляделся. Никого вокруг. За дверью на улице кто-то громко кашляет. Тусклая лампочка под потол ком. И нет портрета царя во весь рост. В проеме двери нарисовался Юровский — Бледный, осунувшийся. Не смотрит в глаза. «Затеяли, гады!» — проносится в голове Ермакова. Но тут же он чувствует, как больно стиснул ему руку Юровский.
— Вставай. Пора…
Как происходило убийство и как потом заметали следы, известно всему миру из документов следствия:
«…Юровский проник в комнаты, занимаемые членами Царской семьи, разбудил их и всех, живших с ними, и сказал им приготовиться следовать за ним. Предлогом выставил то, что должен их увезти, потому что в городе мятежи и что пока они будут в большей безопасности в нижнем этаже.
Все в скором времени готовы и, забрав с собой несколько мелких вещей и подушки, спускаются по внутренней лестнице, ведущей во двор, через который входят в комнаты нижнего этажа. Юровский идет впереди с Никулиным, за ними следует Государь с Алексеем Николаевичем на руках; Государыня, Великие Княжны, д — р Боткин, Анна Демидова, Харитонов и Труп.