Заговор
Шрифт:
Беназир равнодушно разглядывала Мак-Грегора.
Затем она встала и запахнулась шалью, ослепив блеском крупных бриллиантов и сапфиров на пальцах обеих рук.
Темно-синие сапфиры с фиолетовым отливом особенно шли к ее выразительным глазам.
Встреча была назначена поздно вечером на окраине Сохо. По улочкам этого веселого квартала уже брели толпы подвыпивших британцев.
Они сильно отличались от завернувших сюда иноземных туристов своим буйным нравом. Если француз или немец, «приняв на грудь», выставлял напоказ свое веселье, словно отбывал обязательную часть программы,
Гордые сыны Альбиона гоготали, обнимались, толкали прохожих. Консервативно одетый менеджер в обязательном полосатом галстуке, которого легко представить на заседаниях совета директоров крупной корпорации, самозабвенно справлял малую нужду посреди улицы. Его собутыльники не жалели слов и сравнений, чтобы похвалить приятеля за бурную и пенистую струю.
Питер поспешил поскорее пройти неспокойный квартал и свернуть в тихий переулок. Через некоторое время он заметил знакомый силуэт.
Мужчина задумчиво шел по тротуару мимо уже закрывающихся пабов и маленьких ресторанчиков. Обычный запоздалый прохожий, не вызывающий у редких встречных никаких лишних вопросов.
Убедившись в отсутствии слежки и выбрав удобный момент, Питер догнал «прохожего». Оказалось, что тот с аппетитом уплетает сандвич, купленный, по-видимому, в одном из ночных кафе.
– Извините, не успел поужинать.
– Немного подкрепиться всегда кстати.
– Совершенно верно. Хотя я сандвичи не люблю. Предпочитаю что-либо более солидное и вкусное. Вас интересуют планы Беназир?
– Да, и ее договоренности с американцами.
– Понимаю, не доверяете американцам.
«Прохожий» тонко улыбнулся. Он был уверен, что снабжает информацией германский МИД и тем самым помогает разобраться в сложных азиатских делах. Интерес немцев к дипломатическим маневрам Вашингтона он воспринимал как невинную и вполне оправданную шалость, вполне допустимую в отношениях между близкими родственниками.
Впрочем, это не мешало ему всегда проявлять неустанную и даже мелочную заботу о собственной безопасности. Мало ли как сложится жизнь! К тому же он опасался не столько ревнивой реакции британцев или американцев в случае своего разоблачения, сколько более опасной мести Беназир, которая не терпела, чтобы в ее окружении заводились люди, не умеющие держать язык за зубами.
– Все, что удалось выяснить, – пояснил «прохожий», незаметно передав Питеру конверт со своим сообщением.
– Благодарю, – сказал Питер. – Ваш банковский счет не изменился?
– Нет ничего более постоянного в этом быстро меняющемся мире, – заметил незнакомец, питающий явную слабость к философским обобщениям.
Он ценил юмор, особенно собственный.
Июль 2007 года,
Объединенные Арабские Эмираты,
Дубай
Шейх Анвар предпочитал проводить большую часть времени в эмирате Дубай, превратившемся в один из мировых финансовых центров и популярное место для проведения переговоров. Здесь можно было встретить много знакомых лиц – президентов
Успешным переговорам в немалой степени способствовала обстановка восточной роскоши, которая поражала привыкших к показной скромности западных предпринимателей и, как подозревал Шейх, подавляла их волю. В число обязательных атрибутов приема гостей вошли катание на верблюдах по песчаным барханам, обильное угощение, танцы живота, а нередко и плотные конверты с наличными или другие ценные подношения.
Словно изголодавшиеся осы, вокруг арабских миллиардеров, купающихся в потоках нефтедолларов, кружили бесчисленные посредники, нередко предлагающие весьма сомнительные сделки. Однако Шейх не нуждался в их разорительных услугах, прекрасно разбираясь в бизнесе и финансах.
Он родился в Кувейте, вырос и получил образование в Великобритании. Рабочий день начинался в семь утра и продолжался, с перерывом на обед и отдых, не менее десяти часов.
Шейх предпочитал традиционную белую одежду и соблюдал все предписания ислама, включая обязательный пост в Рамадан. Он был примерным семьянином и любил баловать свою юную жену и двух маленьких дочерей. Старший сын и еще две дочери жили отдельно – с бывшей женой.
Его репутация в деловых кругах была безупречна.
Лежа на подушках в Деловом центре и в личных покоях Шейха, руководители крупнейших корпораций мира обсуждали условия продажи акций стратегически важных предприятий в самых разных отраслях промышленности, цены на сырье, стратегию банков и хейдж-фондов.
К мнению Шейха прислушивались главы государств и правительств. Он слыл щедрым меценатом и человеком широких взглядов, не подверженным национальным и религиозным предрассудкам.
Древний род гарантировал Шейху почетное место среди арабской элиты, а реальные размеры его состояния были неизвестны даже ближайшим сотрудникам. Однако Шейх понимал, что ему рано равняться с богатством правящих семей Саудовской Аравии, Дубая, Кувейта, Абу-Даби, Омана и Катара, которым принадлежит почти половина мировых активов суверенных фондов – около 1,7 триллиона долларов.
Он был очень богатым человеком, но не всемогущим и считал, что достоин большего. Свою жизнь Шейх рассматривал как шахматную партию, в которой можно получить удовольствие от блестяще задуманной комбинации или погрузиться в мрачную меланхолию, если игра окажется скучной и неинтересной. Он существовал даже не ради богатства и тем более не для быстро приедающихся наслаждений, а в постоянном поиске сладостного азарта в игре, фигурами в которой служили человеческие жизни, искушения, страсти, государства и народы.
Однако как истинный восточный владыка он мог испытать всю полноту удовольствия только в том случае, если проведенные им операции не просто тешили ум и щекотали нервы, но и приумножали его состояние.
Шейх вряд ли произнес бы вслух или даже про себя известную формулу: «Если ты такой умный, то почему же такой бедный?» Это звучало слишком неизящно и грубо, но было для него само собой разумеющимся понятием.
Средства, методы, приемы лишались какого-либо морального значения. Единственным критерием служила эффективность, которая, в свою очередь, требовала нестандартных и неожиданных для остального мира решений.