Заговор
Шрифт:
— Прошу прощения,— спокойно отреагировала доктор Декстер.— Для врача все полицейские на одно лицо.
— Для полицейского все врачи также не отличаются друг от друга, но ведь у вас тоже есть специалисты: ортопеды, гинекологи, терапевты, не так ли?
Доктор Декстер пропустила эти соображения мимо ушей и открыла папку.
— Все, что мы знаем,— это то, что по происхождению он грек и его имя Анджело Казефикис. У нас он никогда раньше не был. Сказал, что ему тридцать восемь лет. Вот, пожалуй, все.
— Ну что ж, обычно мы с этого и начинаем. Благодарю вас, доктор,— сказал Колверт.— Нам нужно повидать его.
— Конечно. Прошу за мной.— Элизабет
Следуя за ней, Барри искал палату 4308, а Марк не отрывал взгляда от ее ног. Подойдя к нужной палате, они сквозь глазок увидели двух мужчин на кроватях: Анджело Казефикиса и веселого негра, который не отрывался от телевизора с выключенным звуком. Колверт повернулся к доктору Декстер.
— Не могли бы мы с ним поговорить с глазу на глаз, доктор? Он хочет что-то сообщить нам и, возможно, не пожелает сделать это при посторонних.
— Никто его, кроме вас, не услышит,— сказала доктор Декстер и засмеялась.— Это мой любимчик, почтальон Бенджамин Рейнольдс. Он глух, как сыч, и до тех пор, пока мы его на будущей неделе не прооперируем, он не в состоянии услышать даже трубы Страшного суда!
Колверт улыбнулся в первый раз:
— Самый подходящий свидетель.
Доктор впустила Колверта и Эндрью в комнату, повернулась, продемонстрировав изящество тонких лодыжек, и вышла. «Скоро я увижу ее снова или умру»,— пообещал себе Марк.
Колверт с подозрением взглянул на Бенджамина Рейнольдса, но черный почтальон, одарив их широкой веселой улыбкой, кивнул и снова обратился к беззвучным приключениям «Пирамиды из 25 тысяч долларов». Тем не менее Барри Колверт встал с той стороны кровати, чтобы загородить Казефикиса на тот случай, если его сосед умеет читать речь по губам. Барри умел предусмотреть все.
Казефикис оказался щуплым человеком среднего роста с крупным носом, мохнатыми бровями и испуганным выражением лица. Его руки со вздутыми венами выглядели непомерно большими на белой простыне. Лицо казалось темным из-за щетины, которую не брили несколько дней. У него были спутанные черные волосы. Забинтованная нога лежала поверх одеяла. Глаза тревожно перебегали с предмета на предмет. Оба агента вынули из правых внутренних карманов свои удостоверения и показали их Казефикису, держа левой рукой. Даже эта незначительная деталь имела значение — «сильная рука» должна быть свободной для того, чтобы в случае необходимости успеть выхватить оружие и открыть огонь.
Растерянно подняв брови, Казефикис изучил их удостоверения и облизал губы, явно не зная, как ему себя вести. Личные подписи агентов частично перекрывались печатью министерства юстиции, удостоверявшей подлинность документов. Казефикис наконец взглянул на Марка, который показался ему более симпатичным, и начал рассказывать.
— Раньше у меня не было с полицией никаких неприятностей,— сказал он,— но теперь я попал в большую заваруху, и, видит бог, мне нужна помощь.
Колверт подошел к нему поближе.
— Почему вам нужна наша помощь?
— Я нелегальный иммигрант, я и моя жена. Оба мы греки, прибыли в Балтимору на пароходе, и я работаю здесь уже два года. Видите, я вам все рассказал... Если вы обещаете, что нас не вышлют, я могу вам рассказать кое-что еще...
— Этого мы не можем гарантировать, поскольку...— начал Марк.
Барри коснулся его руки.
— Если то, о чем вы нам расскажете, важно и вы поможете нам раскрыть преступление, мы переговорим со Службой Иммиграции. Больше мы ничего пока не обещаем.
При наличии шести миллионов нелегальных иммигрантов в США кто будет ломать копья
Казефикис был в отчаянии.
— Мне была нужна работа и деньги, вы понимаете?
Они понимали. На неделе десятки самых разных людей десятки раз говорили им то же самое.
— Когда я получил место официанта в ресторане, моя жена была очень рада. На второй неделе меня послали обслуживать ленч в номере отеля. Единственная сложность была в том, что просили прислать официанта, который не понимает по-английски. Говорю я по-английски, как видите, плохо, и поэтому хозяин сказал, что я должен идти туда, но объясняться только по-гречески. Мне было обещано двадцать долларов, и я сказал «да». Мы подъехали к черному ходу — я думаю, это где-то в районе Джорджтауна — и меня направили на кухню, она помещается в подвале здания. Я переоделся и стал носить заказанное в гостиную этого номера. Там сидело шесть человек, и я слышал, как хозяин сказал, что я не понимаю по-английски. Они продолжали беседовать. Я не слушал. Когда я подавал кофе, они говорили о Президенте. Мне он нравится, и я стал слушать. Я услышал слова: «Мы должны попробовать снова». Другой человек сказал: «Я согласен с сенатором, пора избавиться от него». А потом я услышал: «Самым лучшим днем по-прежнему остается 10 марта, как мы планируем». Кто-то посмотрел на меня, и я вышел. Когда я умывался внизу, в комнату ворвался человек с пистолетом. Мне удалось выбежать на улицу. Он выстрелил в меня, и я почувствовал резкую боль в ноге, но все же смог убежать, потому что он был старше и тяжелее меня. Я слышал, как он кричал, но знал, что он меня не поймает. Я очень испугался. Я сразу же прибежал домой, и мы с женой с того дня скрывались у наших друзей, тоже греков, за городом. Я надеялся, что все будет в норме, но нога болела все сильнее, и Ариана сказала, что я должен идти в больницу и звонить вам, потому что наш друг сказал, что они выследят меня и тогда обязательно убьют. Это я и сделал...
Казефикис замолчал, тяжело переводя дыхание и умоляюще глядя на двоих мужчин; его небритое лицо было покрыто каплями нота.
— Где вы живете? — спросил Конверт; голос его звучал столь же спокойно, словно он выписывал квитанцию за нарушение правил движения.
— Теперь в Блу-Ридж Менор, 11501, Элкин-стрит, Уитон. Это дом моего друга, он хороший человек, и пожалуйста, не беспокойте его.
— Когда этот инцидент имел место ?
— В прошлый четверг,— сразу же ответил Казефикис.
— Двадцать четвертого февраля?
Грек пожал плечами.
— В прошлый четверг,— повторил он.
— Где находится тот ресторан, в котором вы работали?
— Рядом со мной, на соседней улице. Он называется «Золотой утенок».
Колверт аккуратно записывал его слова. .
— А где тот ресторан, куда вас приглашали?
— Не знаю, где-то в Джорджтауне. Может быть, я смогу вам его показать, когда выйду из больницы.
— А теперь, мистер Казефикис, постарайтесь припомнить, был ли среди обслуживающего персонала еще кто-нибудь, кто мог слышать то же, что и вы?
— Нет, сэр. Я был единственным официантом, который заходил в помещение.
— Рассказывали ли вы кому-нибудь еще о том, что услышали? Вашей жене? Своему другу, у которого вы живете?
— Нет, сэр. Только вам. Даже жене не говорил.
Колверт продолжал беседу, стараясь получить описание внешности тех, кто был в номере. Он заставил Казефикиса несколько раз повторить свой рассказ, дабы убедиться, что тот ничего не путает. Казефикис раз за разом повторял то же самое. Марк хранил молчание.