Заградотряд времени
Шрифт:
— Приготовиться к движению.
Бойцы закинули тощие вещмешки и скатки шинелей в полуторку и со смешками и матерком полезли в кузов горьковской «ГАЗ-АА». Я было уже сам поставил ногу на подножку кабины, как истошно закричали: «Воздух!» Все бросились от машины, вжались в землю, используя для укрытия небольшие ямки, ложбины.
Сначала проплыла в вышине «рама» — самолет-разведчик, а вскоре пожаловали стервятники — ненавистные пикировщики Ю-87. Ну до чего же паскудные создания!
Лес с пехотным батальоном обрабатывали бомбами и пулеметным огнем долго и тщательно. И чувства при
Самолеты делали один заход за другим. Казалось, бомбардировке не будет конца.
Но вот гул мотора стих, улеглась пыль. Я поднялся. Рощица была вся перепахана — деревья повалены, а между ними — горящие и перевернутые машины, и убитые — много убитых, раненые. Не успев выйти на позиции, батальон понес тяжелые потери.
— Все живы? Доложитесь!
Из моего отделения погибло трое. Я, честно признаться, ожидал худшего. А вот полуторку нашу изрешетило осколками и пулями. Колеса пробиты, из радиатора течет вода. Похоже, пешком придется топать.
И точно. Примчался лейтенант:
— Как у тебя?
— Трое убитых и машине — каюк.
— У других — хуже. Строй отделение, выходим. Изрядно потрепанный бомбежкой, батальон вышел на грунтовку.
Глава 4
Позицию нам отвели — хуже не придумаешь. В широкой лощине, перед нами — ручей. Сзади, на пригорке, наши пулеметчики «Максим» поставили. Впереди — холм небольшой. Это плохо. С него немецкий наблюдатель запросто в бинокль наши позиции разглядит. А коли у немцев минометы есть, они головы поднять не дадут. Но выбора не было. Я — лишь командир отделения, на армейском жаргоне — «комод». Где приказали, там и должен стоять.
Начали окапываться. Для пехотинца главное — зарыться поглубже, тогда и пуля вражеская поверху пролетит, и от бомбежки окопчик спасет. И сколько пехотинцу той землицы перекидать-перелопатить за войну пришлось, ни один бульдозер не осилит, сломается. Вот и зарывались.
К вечеру вполне приличные окопы вышли. Уже в сумерках пришел комвзвода, оглядел окопы и остался доволен:
— Молодец, основательно окопался.
— Гранат бы нам, товарищ лейтенант.
— Знаю, да где их взять? У пулеметчиков, что за нами, патронов — на полчаса боя.
М-да, хреновато. Готовились к войне, разные общества создавали, вроде «Осоавиахима», на значки ГТО нормы сдавали, а грянула война — не готовы оказались. Как у наших коммунальщиков — зима пришла неожиданно.
— Действуй по обстановке, держись. Если что — я рядом с пулеметчиками буду, на высотке. Оттуда весь взвод виден.
Утром, едва рассвело, на холм выскочил мотоцикл с коляской. Пулеметчики с пригорка дали из «Максима» короткую очередь, но мотоциклист крутанулся и невредимым скрылся за холмом. Похоже, разведка, значит, вскоре надо ждать подхода основных сил.
И немцы не заставили себя ждать.
На пригорок выехали две бронемашины и начали интенсивную стрельбу из пулеметов. А затем из-за холма пехота появилась — две густые цепи. Спустились в долину и — давай от живота из автоматов поливать. Далековато еще для
— Приготовиться к отражению атаки, — скомандовал я.
Защелкали затворы винтовок. С позиций соседних отделений захлопали выстрелы. Эх, рановато вы, ребята, чего попусту патроны жечь? Пусть поближе подойдут.
Вот уже различимы лица. Сто пятьдесят метров, сто… Пора, иначе сомнут.
— Огонь!
И сам стал стрелять скупыми — по три-четыре выстрела — очередями.
У немцев появились потери, но это их не останавливало.
Вот какой-то немец, похоже, унтер, с нашивками на рукаве, руками машет и что-то кричит. Я прицелился, дал очередь. Унтер упал. Надо выбирать офицеров или фельдфебелей. Только издалека погон не видно. Стоп! У рядовых — автоматы или винтовки. Стало быть, надо выцеливать тех, у кого в руках пистолеты. Вот бежит такой, в правой руке пистолет поблескивает. Я прицелился, дал очередь! Готов!
А немцы все ближе и ближе.
От окопов соседнего отделения раздалась команда:
— Примкнуть штыки!
Черт! В штыковую атаку «комод» собрался свое отделение вести — выкосят ведь! Я же продолжал вести огонь из автомата. Получалось удачно, по крайней мере, попадания видел.
От соседей из окопов выскочил командир отделения:
— За Родину, за Сталина, в атаку — вперед!
Из окопов выскочили бойцы и рванули вперед, держа перед собой винтовки с примкнутыми штыками. Теперь хочешь не хочешь — надо поддержать взвод, тем более что и третье отделение тоже поднялось в атаку.
Я, подтянувшись на руках, выскочил на бруствер:
— Отделение! В атаку! За мной!
И сам ринулся вперед.
А до немцев — всего полсотни метров. Многие из них, расстреляв все патроны, на ходу меняли магазины. Если не успеем добежать — выкосят.
Я дал от живота очередь перед собой. Рядом — слева и справа — бежали бойцы.
— Ура!
Только уж больно жиденько получилось.
Сошлись! Крики, стоны, звуки ударов, русская и немецкая ругань. На меня набежал здоровенный откормленный веснушчатый немец. Взмахнул автоматом, пытаясь ударить прикладом. Я подставил свой. Хрясь! Приклад от сильного удара переломился по шейке. Немец отбросил свой — без магазина, как я успел заметить — и навалился на меня. Вернее, попытался. Не тут-то было! Не зря же в училище нам преподавали боевое самбо.
Я присел под его руками, ударил кулаком ему в пах, рванул за ногу и, когда он запрокинулся на спину, каблуком сапога ударил по шее — по кадыку. Немец обмяк. А на меня уже второй летит, держа в руке штык. У немцев он плоский, им можно резать и колоть. У наших же трехлинеек он подобен стилету: четырехгранное лезвие позволяет наносить только колющие удары.
В последний момент, когда немец уже выбрасывал руку со штыком вперед, я уклонился вправо, схватился обеими руками за его правую руку, резко крутанул вокруг себя, подсек ногу, а руку со штыком вывернул и всадил его же штык ему в шею. Обернулся на истошный крик: