Захар Беркут

Франко Иван Яковлевич

Оглянулся Максим и оцепенел. На земле лежала Мирослава, бледная, с выражением отчаяния на прекрасном лице. Молодцы принесли воды, и Максим бросился приводить в чувство свою милую. Вот она вздохнула, открыла глаза и опять сомкнула их.

— Мирослава, Мирослава! Сердце мое! — звал Максим, целуя ее руки. — Очнись!

Мирослава, словно пробудясь от сна, изумленно всматривалась в лицо Максима.

— Где я? Что со мною? —

спросила она чуть слышно.

— Здесь, здесь, среди нас! Возле твоего Максима!

— Максим? — вскрикнула она, приподнимаясь.

— Да, да! Смотри, я жив, я свободен! Долго-долго молчала Мирослава, не в силах притти в себя от изумления. Потом вдруг бросилась на шею Максиму, и горячие слезы брызнули из ее глаз.

— Максим, сердце мое!.. Больше не могла ничего сказать.

— А где мой отец? — спросила немного погодя Мирослава.

Максим отвернулся.

— Не вспоминай о нем, сердце мое! Тот, кто взвешивает правду и неправду, взвешивает теперь его добрые и злые дела. Помолимся, чтобы добрые перевесили.

Мирослава утерла слезы и полным любви взглядом посмотрела на Максима.

— Но подойди сюда, Мирослава, — сказал Максим, — вот наш отец, но и он покидает нас.

Захар смотрел на молодую чету светлым, радостным взглядом.

— Опуститесь на колени возле меня, дети! — сказал он тихо, слабеющим уже голосом. — Дочь моя, Мирослава, твой отец погиб — не нам судить, виновен он или невинен, — погиб так, как погибли тысячи других. Не печалься, дочь моя! Вместо отца судьба дает тебе брата…

— И мужа! — добавил Максим, сжимая ее руку в своей.

— Да благословят вас боги предков наших, дети! — сказал Захар. — В трудные дни свела вас судьба вместе и соединила ваши сердца, и вы оказались достойными и устояли в самую страшную бурю. Пусть же ваш союз в нынешний победный день будет порукой в том, что и наш народ так же превозможет тяжелые невзгоды и не разорвет своего сердечного союза с честью и совестью человеческой!

И он холодными уже устами поцеловал в лоб Мирославу и Максима.

— А теперь, дети, встаньте и чуть приподнимите меня! Я хотел бы еще перед тем, как уйти, сказать кое-что общине, которой я старался честно служить всю свою жизнь. Отцы и братья! Сегодняшняя наша победа — великое дело для нас. Чем мы победили? Только ли нашим оружием? Нет. Только ли нашей хитростью? Нет. Мы победили нашим общинным строем, нашим согласием и дружбой.

Хорошенько запомните это! Пока вы будете жить общинным строем, дружно держаться вместе, несокрушимо стоять все за одного и один за всех — до той поры никакая вражья сила не победит вас. Но я знаю, братья, и чует моя душа, что это был не последний удар по нашей общинной твердыне, что за ним последуют другие и в конце концов разобьют нашу общину. Худые времена настанут для нашего народа. Откажется брат от брата, отречется сын от отца, и начнутся великие распри и раздоры в русской земле, и пожрут они силу народа, и тогда попадет весь народ в неволю к чужим и своим насильникам, и они сделают его покорным слугой своих прихотей и — рабочим волом. Но среди этих несчастий снова вспомнит народ свои прежние вольности, и благо ему, если он скорей и ясней их вспомнит: это спасет его от целого моря слез и крови, от целых столетий неволи. Но раньше ли, позже ли, он припомнит жизнь своих предков и пожелает пойти по их стопам. Счастлив тот, кому суждено жить в эти дни! Это будут прекрасные дни, дни весны, дни возрождения народного! Передавайте же детям и внукам вашим сказания о прежних днях и прежних порядках. Да живет среди них память об этом в дни грядущих невзгод, как не угасает под пеплом живая искра! Придет пора — искра возгорится новым пламенем! Прощайте!

Тяжко вздохнул старый Захар, взглянул на солнце, улыбнулся, и через минуту его не стало.

Не плакали по нем ни сыновья, ни соседи, ни односельчане, ибо хорошо знали, что по счастливому грех плакать. С радостными песнями обмыли его тело и отнесли на Светлую поляну, к старинному жилищу прадедовских богов, и, положив его в каменном святилище лицом к золотому образу солнца на потолке, завалили вход огромной плитой и замуровали. Так опочил старый Захар Беркут на лоне тех богов, которые жили в его сердце и навевали ему всю его жизнь честные, обращенные на благо общины, мысли.

Многое изменилось с той поры. Даже слишком верно сбылось пророчество старого общинника. Великие невзгоды градовой тучей прошли над русской землей. Старинный общинный строй давно забыт и, казалось бы, похоронен. Но нет! Не нашим ли дням суждено возродить его? Не мы ли живем в ту счастливую пору возрождения, о которой, умирая, говорил Захар, или хотя бы на заре этой счастливой поры?

1882