Захарка-следопыт
Шрифт:
Ему никак не удавалось подняться выше: сверху мешало гнездо. Захарка стал осторожно перебираться на другую сторону дерева. Дотягиваясь до следующего сучка, немного отклонился от ствола. Вдруг раздался треск. Под ногами в один миг пропала опора, и он, ломая мелкие сучья, обдирая лицо и живот, полетел вниз. В глазах мелькали ветки, земля стремительно неслась на него.
— Ма-а! — успел крикнуть Захарка и в тот же миг почувствовал страшный удар. Что было потом, он уже не помнил…
Когда сознание вернулось к нему, Захарка услышал крики грачей.
Оказалось, что он висит на обрубке сучка, зацепившись за него хлястиком фуфайки.
— Ма-маа! — заорал испуганно Захарка.
Но вокруг не было ни души. Только в воздухе мелькали и громко кричали грачи. Они словно радовались Захаркиной неудаче. Хлястик мог в любой момент оборваться, и тогда Захарке не миновать купания в ледяной воде. Но хлястик не отрывался, и Захарка висел на нём, как пристёгнутый.
«Так и погибну здесь, — с тоской подумал он. — Скоро ночь, а по ночам холодно. Замёрзну, и никто меня отсюда не снимет».
Захарке умирать совсем не хотелось. Он попытался достать руками, а потом и ногами сучок, но не получалось. «Когда мама с дедушкой придут с работы, будет совсем темно», — жалобно подумал он и опять закричал:
— Ма-маа!
— Эй, Захар, ты чего кричишь?! — вдруг послышался голос соседа дяди Ипполита. — Не крутись, а то оборвёшься. Подожди, я сапоги болотные надену да лестницу притащу. Скажи Шарику спасибо, — говорил сосед, устанавливая под берёзой лестницу. — Он тебя заметил. Лает и лает, покоя не даёт. Значит, гнёзда разорял?
— Я хотел только посмотреть, да сучок подломился, — сказал Захарка.
— Повезло же тебе. Будешь парашютистом. Первый прыжок ты совершил удачно, — улыбался дядя Ипполит, снимая Захарку с сучка.
После этого мальчишки и стали звать Захарку Парашютистом.
Прогулка
Через день после приезда отправился Юрий Николаевич с ребятами на прогулку. Было позднее утро, но жары в тот день не ожидалось. Небо затянуло дымкой, даже на солнце можно было смотреть не щурясь.
Молодой лесник хотел осмотреть село, познакомиться с его жителями.
Трошино — село небольшое, всего три улицы. Береговая растянулась по берегу реки, средняя носила имя Ленина, а третья — Советская. На улице Ленина находились школа и магазин, контора колхоза и больница. На Советской стояли скобяной магазин и пекарня. Все улицы были длинные, ровные и чистые, что особенно понравилось Юрию Николаевичу.
Хорошо жить на Береговой: речка рядом, летом купайся сколько хочешь, зимой на лыжах и на санках с высокой горы катайся. Но и на Советской, где остановился Шевчук, неплохо. Сразу за огородами — лес, поля, луга, где пасутся телята и гуси. И за грибами ходить ближе, чем с Береговой.
Шевчук шёл по улице и осматривался. Впереди бежал Шарик. Этот длинноногий соседский щенок выделялся весёлым
Захарка ехал на новом скакуне — длинной берёзовой хворостине — и на Шарика почти не обращал внимания. Ему хватало хлопот с конём. И этот конь у Захарки был необъезжен, наезднику приходилось криком укрощать дикого скакуна. Норовистый конь то поднимался на дыбы, то бил копытами, то уносился вперёд и ржал так громко, что деревенские собаки начинали выть и рваться на улицу.
Шевчук шёл следом, далеко отстав от Захарки, а за ним едва поспевал четырёхлетний Дюша Его лихой конь — таловый прутик — тоже норовил сбросить хозяина. Но Дюша молчал, только сопел от натуги. Малышу было трудно догнать Захарку: он раскраснелся, пухлые щёки его пылали огнём, полосатая панамка сползла на затылок.
Когда Захарка привёл Дюшу к Юрию Николаевичу, малыш стоял и молча улыбался.
— Как тебя звать? — спросил его Шевчук.
— Дюша. — Мальчик протянул ему коротенькую мяконькую ладошку.
— Странное имя. Ну коли Дюша, так Дюша.
— Андрюша его звать, — подсказал Захарка.
— Дюша, — упрямо повторил малыш.
Теперь этот человечек колобком катился следом. Всякий раз, когда Дюша очень отставал, Шевчук останавливался и поджидал его. Захарка тогда разворачивал своего скакуна, подъезжал к ним, а потом снова мчался вперёд.
Скоро Захарка свернул в проулок, который вывел их на край села. Поросшая подорожником тропинка тянулась прямо к колхозной ферме. Над головами низко летали быстрые ласточки, щебетали, высоко в небе заливались трелями жаворонки. Всё вокруг дышало спокойствием и тихой умиротворённостью.
Они направились к ферме, потому что там работали и Захаркина, и Дюшина мамы. Кроме того, собираясь сходить на рыбалку, Шевчук думал накопать у фермы на перегнойных кучах грабаков. Захарка обещал, что там можно набрать их целую банку.
Шарик наконец-то угомонился, вывалил изо рта огромный розовый язык и, тяжело дыша, плёлся следом. Захарка сумел укротить своего коня и теперь ехал шагом. А Дюша продолжал бежать. Правда, он тоже заметно устал и сопел гораздо громче, чем в начале пути.
— Дюша, иди ко мне на плечи, — предложил ему Шевчук.
— Я сам, — отказался упрямый малыш.
Ферма представляла собою целый коровий городок. Рядами тянулись огромные и длинные кирпичные сараи — зимние коровьи квартиры. Особняком стояли домики поменьше — телячьи ясли. Раскинулись просторные загородки для прогулок. Сейчас все эти сооружения пустовали: коровы паслись где-то на выпасах, нагуливали на зелёной траве молоко. Старшие телячьи группы тоже ушли в летние лагеря. Только малыши остались дома. Захарка часто бегал сюда и поэтому уверенно повёл Шевчука прямо к большому и просторному загону.