Захват цели
Шрифт:
— Слушай сюда… — сказал я предельно суровым голосом, будь то реально агент гестапо, но, кажется, у данного индивидуума вновь прорезалась лишняя пара бубенчиков!
— И правда ведь, мы живем в двадцать первом веке! А пугаете такими вещами. Пытки, избиение! Пфф! Вы хоть думаете, о чем говорите? Это же противоза…
— Ясно, значит НАТОвский шпион. — сказал я достаточно резко, что бы его хоть чуть-чуть, но проняло — А раз ты шпион, то не являешься гражданином Российской Федерации. А раз не являешься гражданином нашей страны, то конституция на тебя не распространяется. А значит — я могу
— А как же… — все же начал он что-то соображать, пока лишние шарики, растворяются в небытие — Права человека? А военнопле…
— Для наличие военнопленных, требуется состояние войны. — начал я спокойно пояснять ситуацию — А права человека — смотри пункт о гражданстве. Ни одно государство, не признает шпиона своим гражданином, а значит — я растянул свою улыбку от уха до уха и потянулся за шваброй, вместо метелки.
Он, заметил моё движение, но, яйца вновь материализовались. Видимо и правда решил, что законы мировой политики, сильнее законов мира, и что все мои слова — лишь блеф! Попытка запугать, и держать в рамках. Что он истина в последней инстанции, и право имеющий, а я, тварь дрожащая, и законом скованный.
В рамках системы и прочего, а он тут свободный гражданин. И пользуясь тем, что я подался немного в бок, решил проскользнуть мимо меня на выход из узкой комнатки. Не вышло, моя рука преградила ему путь. Для него это оказалось явно чем-то неожиданным и на его лице так и отразилось неоспоримое «а что, так можно было что ли?! Просто взять и преградить путь!». А я тем временем взял швабру второй рукой.
Он, заметил это, и решил под ручку поднырнуть — я вновь пресёк попытку побега. Тогда он пошел на крайнее меры, начал орать о неимении права и прочем, попутно пытаясь прорваться силой, любым путем обходя преграду, или пытаясь её продавить грудью. Начал брыкаться, звать на помощь, и вообще — блажить как потерпевший на пожаре.
За дверью донеслись шаги, она открылась, и заглянувшему на огонек начальнику охраны закрытого НИИ, предстала картина репина: я со шваброй в одной руке, и щуплым лаборантом в другой, удерживая его за грудки от попытки сбежать, и этот самый лаборант, отпихивающийся от меня обеими руками и даже одной ногой, зависший в попытке выскользнуть.
— Извините — проговорил ответственный за охрану человек, среагировав на ситуацию быстрее, чем кто-либо.
— Стой! Спаси меня! Она меня убьет! Стой! — заорал проштрафившийся, поняв, что спасительная нить уходит — ААА! УБИВАЮТ! УБИВАЮТ! — заорал он в тот миг, как дверь закрылась.
Я — почесал ему висок кончиком рукояти инструмента для уборки пола, застав на минут замереть, на этот раз уже в позиции «все четыре ноги» не касаются пола, а упираются в «мучителя». Он, взглянул на меня, убирая руки с моей моськи и ставя ноги на пол. И даже приводя себя в какой-то более-менее цивильный вид! Вид нормального, белого, человека. Даже вон одежку одернул, что бы не топорщилась! Красавиц!
— Так, вы меня отпустите или как? — проговорил он, серьёзно смотря на меня, и на мою руку, по-прежнему удерживающею его халат вместе с одеждой под ним.
Деловой разговор! — улыбнулся я, и отпустил человека, но сам встал у самой двери,
— Я ударю! — проговорил он, набычившись.
Аки петушок нахохлившись! — подумал я, глядя на него, а он повторил угрозу, распушив грудку еще сильнее. Ну а я, подумал, что он прямо как баба! Еи богу! В те самые дни, когда кровь меж ног течет. И ему, как мужику, не помешало бы заиметь внутри себя стержень! Хотя бы в виде этой ручки инструмента поломойки! Что у меня в руках.
— Я ударю! — нахохлившись совсем уже круче некуда, вставая на цыпочки, чтобы казаться выше, еще выше! Смотря на меня, как на дите, и голосом, так и подразумевающим продолжение «а то проснется зверь во мне!».
Что я аж не смог сдержать вылезшей на лицо улыбки, думая о продолжении для продолжения, в виде моего ответа6 «а я хомячков не боюсь! Петушков тем более!». Но в слух сказал естественно иное, пряча улыбку:
— Ну ударь.
Он — сдулся. Кажется, хотел сказать что-то в стиле «может все миром решим, а?», но вновь выпрыгнувшая из тела третья пара яичков не дала ему этого сделать, взяв контроль на себя, и его правая рука, описав полукруг по комнате, едва-едва разойдясь со стеной и хоз инвентарём тут находящимся, впилась в моё ухо.
Ухо, единственная часть моего тело, что хоть сколько то живая! И хоть я убрал оттуда почти все нервные окончание распределив их по всему остальному телу, и несмотря на ужасающи слабый удар маленькой девочки от этого вполне рослого мужика, «звон» от оплеухи я все же ощутил. Но виду, естественно, не подал.
— А теперь я ударю — сказал я, глядя на его слегка ошалелую физиономию, одновременно понимающею и не понимающею что сейчас произошло.
Я схватил его правую руку за запястье и подтянул к себе. Ногтём из дерева швабры подцепил волокно, и выдрал оттуда небольшой кусочек щепы. Этакую лучину, на минималках. Мужчина тем временем, похоже совсем офигел, и заехал мне по второму уху, для проформы.
— Ой, ай, ой… — проговорил я, получив этот удар, и с улыбкой взглянул на него.
— Я просто защищался! Вы меня похитили! И удерживаете против воли! — начал он верещать, что-то совсем невпопад, глядя на меня, пытаясь вырвать руку из моей железной хватки — Помогите! — вновь повторил свой призыв, крича куда-то через моё плечо, и я, уже без каких-либо сожалений, что в принципе у меня совсем пропали еще после первого удара, загнал добытую из швабры полоску дерева ему под ноготь среднего пальца. — Помо… — проговорил он, уже после того, как дерево зашло в плоть до середины ногтя, еще не осознав, что тело сообщает мозгу
Взглянул на свою руку, на щепу, что я покачал туда-сюда, раздеребенивая рану, на то, как она медленно входит еще глубже….
— ААААА! — взвыл, аки пожарная сирена, падая предо мной на колени, держась второй рукой за первую. — ААААА!
Начал визжать как девчонка, и биться по полу, несмотря на то, что его рука по-прежнему зафиксирована моей на уровне груди. Плеваться, делать какие-то рвотные позывы, даже ходить под себя. В общем — слабак, у которого «железная воля», просыпается лишь иногда, и ради какой-то мелкой и крупной пакости.