Захват Московии
Шрифт:
Что-то еще долго щёлкало в голове, но я перестал обращать внимание и занялся баночкой, где сидели в оливковом масле недоступные под закрытой крышкой и оттого наглые полоски красного перца вперемешку с немыми головками желтоватого чеснока…
Когда всё было съедено, мы собрали остатки обратно в пакет, и Стоян уверенной походкой пошёл его относить, а Алка тронула меня за промежность (отчего дремавшая в животе змейка сонно огляделась):
— Ну, как он там? Жив? Потом ещё сделаем!
— Да, очень жив, живущий, — с собачьей преданностью ответил я, а сам представил, как было бы хорошо, если бы женщины вот так сами выбирали: кого какая хочет — подойдет
Из оболочки мне было сейчас всё предельно ясно и понятно — да, такой бабоархат всех бы устроил, прекратился бы передел и беспредел. Идёт женщина, видит тебя, подходит: «Вы свободны?» — «Да». — «Пошли». — «Пошли». Или «нет, не хочу», «устал», «занят», тогда не пошли, потому что, если мужчина не хочет, зачем его с собой вести-водить? Только время тратить, толку, как с осла молока, совсем мало… А сейчас как же? Глупо, как в природе: самки копошатся в стороне, что-то жуют, искоса на самцов поглядывают, а те рогами и копытами бьются, и кто останется в живых, тот самку и берёт, а ей, в принципе, всё равно, кто там её сзади кроет, она знает главное: кто кроет — тот самый сильный, чего дёргаться?.. Тот же жизненный принцип, что и с едой (если с утра никого не убил и не съел, к вечеру так ослабнешь, что тебя самого съедят): если в бою кого-нибудь не покалечишь, не поранишь — самки тебе не видать, как своих рогов…
Мусор выброшен, «джойнт» докурен, можно ехать дальше, тем более что вот и солидные джиповики выходят из узорных дверей ресторана, к машинам гуськом продвигаются… подсолнцевые… лучше отъехать, от греха в сторону… Такое поедье…
Вдруг зазвонил мой телефон. Это папа.
— Ja, Papi!
— Manfred, wo bist du? Was machst du? Brauchst du kein Geld, oder was? [54]
Этого вопроса я ждал! Но сейчас на него было так трудно ответить из оболочки, никак не найти слов ни на одном языке!.. Я молчал.
54
— Да, папи!
— Манфред, где ты, что ты делаешь? Тебе нужны деньги, или как? (нем.)
— Was ist los? Wo bist du? [55]
Я переждал, пока в горле с хрустом что-то открылось, и выдавил:
— Ich bin in Moskau, Papi. Das Geld habe ich von einen Bekannten geliehen…
— Ach, so… Nun gut… sei dort vorsichtig und leg dich mit niemandem an. Erinnere dich an Joggi!
— Nein, Papi, ich bin schon okay… Jetzt gehen wir in den Zoo…
— Wohin?
— In den Zoo! [56]
55
— Что случилось? Где ты? (нем.)
56
—
— Ах, так. Ну хорошо. Там осторожнее, ни с кем не связывайся. Помни о Йогги!
— Нет, папи, я о’кей. Сейчас мы идем в зоопарк.
— Куда?
— В зоопарк (нем.).
В голове вдруг чётко возник текст из учебника фрау Фриш: «Московскому зоопарку скоро 100 лет, в нём живут тысячи зверей из разных уголков нашей обширной родины»… Но папа не понимал по-русски, поэтому я только повторил:
— In den Zoo, Tiere beobachten… [57]
Папа вздохнул:
— O, Manfred, mach keine Dummheiten, bitte… [58] — и повесил трубку, сказав, что если мне что-нибудь понадобится — звонить, это я знал и без него (куда же еще звонить, как не домой?).
57
— В зоопарк, зверей смотреть (нем.).
58
— Ох, Манфред, не делай глупости, пожалуйста (нем.).
Я начал прятать телефон, но он, как-то странно мигнув, зазвонил вновь, будто ждал конца разговора с папой. Полковник.
— Фредя! Как дела? Как самочувствие после вчерашнего?
— А, спасибо, махмурлук…
— Что?
— Это по-болгарски… после хмеля.
— А вы что, с болгарами?
— Нет, так… вспомнил… — сказал я и сделал знак не шуршать в машине — с полковником шутки опасны. — Я гуляю. Красную площадь посматриваю.
— Да? — усомнился полковник. — А почему голосов не слышно?
Я поспешно показал Стояну открыть окно, что он и сделал. Я высунул мобильник наружу, как раз проезжала ватага машин:
— Как нет… вот…
Холодный голос полковника возразил:
— По Красной площади машины не ездят…
— А мы, около… — ответил я, думая, чего он привязался к этой площади.
— Ну-ну… А я думаю — позвоню, спрошу, как дела. Вы когда едете? Посылочку возьмёте, как договорились?
— Да, конечно… Всё, как… сделано… сделавши… — Я пытался спешно вырваться из чехлов оболочки, она рвалась, но не выпускала, цеплялась за мысли.
— Ну, перед отъездом ещё увидимся. Надо обговорить детали, связь.
— Хорошо. Я готов-приготов.
— Фредя, ведите себя хорошо! Много не пейте и на камнях не поскользнитесь… Там, на Красной площади, камни скользкие, многие падали, головы ломали…
— Спасибо! Вот даже уже Кремль вижу… из-за далека… Лобовое место…
Голос иронично сказал:
— Да? Поздравляю и завидую! И нашивки свои снимите…
— Какие эдакие?
— Фашистские… На Красной площади этого не любят…
О, как он помнит про нашивки!
— Я не надел… я эту преглупость никогда… зачем?
— Ну отдыхайте!
И он резко отключился, отчего телефон как-то странно вздрогнул. Казалось, Алка не слушала разговор, но, когда я спрятал телефон, спросила:
— Не Майсурадзе ли, случаем?
— Нет, товарищ… А что?
— С ним осторожнее. Опасный человек.
— Почему? Мне… такой милый… милостивый…
Алка махнула рукой:
— Да какое там! Змей еще тот! На всё способен!